«– Что толкнуло вас на столь безрассудный поступок?
– Я никогда не собирался изменять Родине. Выслушайте меня… Я говорил это следователям на Лубянке… Я хотел сказать суду, но суда не было… Я это сказал здесь, в лагере, перед военным трибуналом. Но ни слова нет в моем деле. Все мои показания о французах, югославах, полете с польской студенткой, разговоры с Казанцевым, пьянки с Середой – все это из меня выкрутили. Весь мой побег – это инсценировка, которую нетрудно было разгадать. Это был жест отчаяния, наверное, глупый, но мне надо было привлечь к себе внимание. Да, чтобы предстать перед трибуналом. Я думал, что там меня услышат все. Грязные дела этого мерзавца скрыть не удастся. Когда меня привезли на Лубянку, на первом же допросе я все сказал… И все остальные показания давал, находясь беспрерывно в карцере.
– В лагере вы занимались антисоветской пропагандой? За что вас осудил военный трибунал?
– Вся пропаганда заключалась в том, что я рассказывал свою историю товарищам по несчастью. И мне дали еще 25 лет».
Только после смерти Сталина начался пересмотр его дела, который продолжался более двух месяцев. Тем не менее 30 декабря 1953 года Сергея снова возвращают в Инту, и лишь в 1954-м придет решение Военной коллегии Верховного Суда СССР от 17 февраля о его освобождении и снятии судимости. Уже не будет Сталина, не будет Берии, но и не будет Героя Советского Союза летчика-аса подполковника Щирова.
«История повернется в другую сторону»
Как-то Сергей сказал надзирателю: «История повернется в другую сторону и тогда мы вас будем судить». История действительно повернулась в другую сторону, но не совсем круто, чтобы ему вернули звание Героя, воинское звание, все награды, а самое главное, чтобы восторжествовала справедливость. А уж судить ему не пришлось никого!
В Москву он вернулся сломленным человеком. А. В. Ворожейкин вспоминал: «…уже в середине 50-х, у входа в метро меня остановил щупленький человек с бледным, изможденным лицом:
– Арсен! – радостно воскликнул он. На глаза у него навернулись слезы. Я не узнал его, но слезы меня насторожили, и я сочувственно спросил: – Извините, я вас что-то не помню.
– Я Щиров, Арсен!
– Сережа! – я обнял товарища, и мы долго стояли так и молчали…»
Корреспондент «Красной Звезды» Алексей Голиков тоже случайно встретился с Щировым одним из первых. Спустя десятилетия он расскажет: «В бюро пропусков Главного штаба ВВС меня окликнул какой-то человек в засаленной кепке, старом офицерском кителе. Серые, в полоску, брюки были заправлены в солдатские кирзовые сапоги.