Я только сейчас могу осознать, насколько далеко зашла их игра.
Егор воспользовался мной, а чем пользовался Илья? Насколько далек от реального тот образ мужчины, который сложился у меня в голове?
— Что за документы? — начальник смотрит на папку, которую я продолжаю сжимать в руках.
— Результаты твоей успешной проверки. Поздравляю, кстати. — Егор делает паузу и смотрит на меня. Слишком откровенно смотрит. — В заводе я теперь совершенно не заинтересован.
Вот он, тот момент, которого Лукьянов ждал. Я знаю, что будет дальше, даже не смотря на Илью понимаю, чувствую, однако все-таки вновь заглядываю в его глаза и спотыкаюсь о равнодушие.
Он переводит взгляд с Егора на меня, а потом спрашивает:
— Ты спала с ним?
Я не хочу отвечать ему. Не хочу, потому что до сих пор не понимаю, имеет ли он вообще право задавать такие вопросы.
— Ты спала с ним. — во второй раз это даже не звучит как вопрос. Утверждение.
Илья свободной рукой взлохмачивает волосы, потом качает головой и совсем невесело усмехается. Кажется, он хочет сказать еще что-то, но только не делает этого. Молча разворачивается и уходит, оставив букет прямо на перилах.
Егор открывает рот лишь тогда, когда начальник скрывается из поля зрения. Кричит вдогонку:
— Два-ноль, Илюшка.
А через пару секунд раздается хлопок подъездной двери, и наступает тишина.
Эта тишина отрезвляет. Я даже думать могу здраво. Практически здраво.
Я по-прежнему не понимаю, во что нужно верить, однако нет никаких сомнений в том, что в этой партии я была пешкой. Лукьянов специально настолько раскачал мое эмоциональное состояние, что я не смогла вставить и слова, стояла, как кукла, и лишь глазами хлопала. Я уже не сомневалась в том, что приезд Веры — его рук дело.
Злость накатила внезапно. Я посмотрела на Егора, который улыбался, и словно что-то щелкнуло в голове. Я не собиралась кричать, устраивать скандал, нет. В голове лишь четкие мысли и злость, они даже не смешиваются.
Я кладу папку на тумбочку в коридоре и вновь выхожу на площадку, где меня ждет ухмыляющийся Лукьянов. От меня он тоже хочет реакции.
— Прости. Ничего личного. — провоцирует.
В этот момент мне почему-то вспомнился эпизод из детства. Мы с родителями сидели на кухне, и они с энтузиазмом обсуждали, в какую секцию стоит меня отдать. Мама настаивала на бальных танцах, а вот папа мечтал отдать меня на бокс, этой идеей он вызывал мамин смех, однако, не обращая на него никакого внимания, продолжал серьезно уверять ее. «Да у Анюты рука тяжелющая. Как треснет кого-нибудь… У-у-у-ух!».
Папа-папа, как я хочу, чтобы ты оказался прав.