Прошло несколько дней. Борис хотел сразу после тех событий выйти на работу, но, вспомнив что оставил машину возле офиса, передумал. Начальник не поднимал трубку — и Борис решил, что его уволили. Веселина, казалось, совсем не замечала его метаморфозы, даже весело поднимая кверху и чмокая в щёку. У Бориса было чувство, будто она так делала всегда — и он поэтому, хоть в первый раз и засмущался, великодушно не сопротивлялся.
Когда она приходила с работы, ему становилось легче и квартира будто оживала. Когда уходила, он тосковал и выходил на улицу от отчаяния. Пришлось найти свои детские вещи, чтобы удобно гулять. Его звали соседские мальчишки, но он серьёзно и недовольно отказывался, предпочитая одиночество и тоску. Они были слишком юны, чтобы войти в его круг, а он для них слишком стар, пусть дети этого и не сознавали.
— Ты какой-то странный, — сказала в один вечер Веселина вдруг. — Нервный.
Они смотрели новый выпуск эпатажного шоу и кушали заказанную еду. Борис своей крохотной ручкой держал вилку и ковырял массу в тарелке.
— Норм всё, — проскрипел он, детским голом.
— Я же вижу, поделись, — мягко сказала Веселина.
Борис не отвечал. Веселина приобняла его за плечо.
— Боречка, милый, поделись со мной — станет легче. Ты уже почти как умер: на работу не ходишь, выходишь ненадолго только, и там ходишь один. Не води головой — я видела.
— Следила? — обиженно спросил Борис.
— Немного. Ты как будто отдаляешься, и я не понимаю «почему»… — женщина несколько секунд помолчала, собираясь с решимостью высказать важное, что хотела уже несколько дней, и никак не могла освободиться от мучительных родов этого чувства. — Скажи, я что-то не так сделала?
Борис отбросил вилку:
— Хуйню говоришь.
Веселина извернулась, чтобы заглянуть в глаза Борису. Чтобы успокоить её, он решил не отворачивать взгляд. Та хрупкая призрачная тень ещё могла несколько секунд из гордости подавить в нём тянущее чувство опасности, что уже не проходило никогда.
— Видишь? — спросил Борис.
— Точно не во мне дело?
— Нет, — покрутил головой Борис. Он и хотел с ней поделиться, но как? Слова камнями встревали в горле, болью не давая прорезать звуки. Несколько раз он уже подходил к ней, спокойной и нежной, словно к маме из детства, брал за руку, но сразу же отходил, ударившись током собственного отчаяния. Будто что-то внутри него запускало динамо-машину, и он наполнялся противоположным от мира зарядом.
Веселина приобняла его за голову, прижимая к собственному, полному нежности и внутренним смирением, телу. Борис почти заплакал даже, но в последний момент совладал с нахлынувшими чувствами тоски по несуществующему в его жизни, и успокоился.