– Как зачем? – несколько растерялся Бухарин, ибо вопрос был каверзным и очень скользким.
– Чтобы улучшить жизнь простых людей. Так?
– Так. – медленно тот кивнул, соглашаясь, ибо отрицать это было глупо.
– Чтобы дать людям равенство возможностей. Верно?
– Верно.
– Чтобы обеспечить равенство людей перед законом. Согласны?
– Конечно. Но к чему вы спрашиваете?
– А что мы делаем?
– А как же коммунизм? – осторожно поинтересовался Рыков, вклиниваясь.
– Идеология – это просто способ достигнуть указанных стратегических целей. Тактика. Инструмент. Один из многих. Красивая обертка для здравого смысла. Вон – Владимир Ильич иной раз шел на весьма кардинальные компромиссы, совершенно неприемлемые с точки зрения идеологии. И вряд ли кто-то из вас может его в этом упрекнуть. Сомневаетесь? А зря. Мы с вами товарищи живое доказательства тому, что Маркс немало промахнулся в своих выводах. Практика – главный критерий истины. Россия была последней страной по Марксу, в которой революция была возможна. Но…
Тишина.
Фрунзе встал из-за стола и прошелся по кабинету. Подошел к окну. Осторожно, чтобы не подставляться под возможный выстрел, выглянул на улицу. Темно. Снег. Крохотные, жалкие, больные желтые фонарики совершенно блоковского толка, мимо которых ковыляли прохожие по не очищенным улицам.
– Вы если не согласны со мной – скажите прямо. – наконец произнес он.
– А что сказать? – тихо ответил Бухарин, скосившись на Дзержинского. – Мы действительно делали революцию, чтобы простым людям жилось легче. Но, мне кажется, вы несколько радикально судите. Маркс, конечно, совершил несколько ошибок. Но…
– А вы уверены в том, что он прав в остальном? Можете за это поручиться?
– Я… – он как-то замялся, – я не знаю.
– Я вот тоже. Вот он пишет о смене формаций. Вон – рабовладельческое общество сменилось феодализмом, а потом капитализмом. Красиво? Логично? Одна беда – совершенно не ясно, как при этом рабовладельческое хозяйство могло органично существовать в капитализме. Причем массово и эффективно. Формация ведь сменилась. Причем давно. И таких ошибок у него масса. Из чего можно сделать простой вывод. Языком молоть не кирпичи ворочать. Он был теоретиком. И каждая его ошибка – просто помарка на листе. А мы – практики. И каждая наша ошибка – это трагедия людей. А то и жизнь. Причем не одного человека, а сотен тысяч, возможно миллионов или даже десятков миллионов. Поэтому на нас лежит несравненно большая ответственность. И мы не можем себе позволить слепо следовать указаниям бездельника и фантазера. Пусть даже и, казалось бы, здравым.