Тот выскочил за дверь.
Осторожно ее прикрыл.
Взял у секретаря «бумажки». И обомлел.
Оказалось, что его заселяют не в барак, а в натуральное кирпичное общежитие. И еще, сверх того, ему полагается материальная компенсация за весь этот цирк. Ну и подъемные, чтобы после пожара как-то оправиться.
– Ну и письмо! – покачал он головой, пораженный эффектом.
– Да уж, заварил ты кашу, – усмехнулась секретарша.
– Я?
– Вон – в утренней газете написали, что нарком Обороны выступил с предложением развернуть массовое строительство для решения жилищного вопроса простых горожан. Дескать неустроенность эта подрывает дух резервистов и стойкость тылов в случае войны.
– Ух ты! Да не уж-то?!
– Сам почитай, – протянула она ему газету.
Семен взял газету, но прочитать ничего не смог. Залип на фотокарточке, напечатанной в газете. Там был портрет Михаила Васильевича Фрунзе. Да с такого ракурса и в таком невысоком качестве, что легко компенсировал грим, а потому был в целом узнаваем.
– Вот тебе и моторист… – покачал головой он.
– Что ты говоришь? – не поняла секретарша.
– Да моторист тот, что письмо писать нас подбил, он… вот, – ткнул он пальцем в газету. – Только тут он в форме.
– Как-как ты говоришь? – переспросил вышедшей из кабинета директор.
– Сказываю – вот с ним мы в кабаке сидели. Он нас письмо Фрунзе и подбил писать. У меня на лица хорошая память. Тут его правда не точно изобразили. Но он. Точно он. Неужто действительно с наркомом пива попить довелось?
– Слухи по Москве уже давно ходят, – усмехнувшись, произнес директор. – А я еще, когда он меня на ковер вызвал, гадал – отчего у него руки в отработке. Ладно. Иди. Сегодня у тебя выходной. Заселяйся…
1928 год, февраль, 17. Москва
Относительно небольшой зал был заполнен серьезными мужчинами в военной форме. Ни одного случайного человека – каждый присутствовавший был важен и нужен для дела. Более того – к залу этому посторонних не подпускали: в радиусе двадцати-тридцати метров от него все помещения освободили от людей и выставили постовых. Окружив таким образом своеобразной полосой отчуждения.
Фрунзе часто так делал, проводя секретные совещания. Причем не в одном конкретном месте, опасаясь монтажа там какого-нибудь звукозаписывающего оборудования. Нет. Каждый раз – место было новым. И о помещении для проведения такого совещания сообщалось за полчаса до его начала, людям, собранным на специальной контрольной точке. Может быть это и были излишние меры, но Михаил Васильевич все равно – перестраховывался. Сорвать задуманное из-за того, что лишние слова утекли куда-нибудь через английскую разведку, хотелось меньше всего.