- Что и требовалось доказать, - услышала она и обернулась. Иван стоял у раскрытого сейфа с разведенными в стороны руками.
- Что здесь происходит? - зловеще прошипел он и, отойдя к окну, присел на подоконник.
У побледневшей Марины, казалось, глаза еще больше потемнели и стали похожи на два бездонных колодца.
- Может, ты их забыла у Ивановой, когда носила делать ксерокопию? - сделал предположение Иван.
Секретарша вытянулась в струнку и гордо приподняла подбородок.
- Я, Иван Владимирович, склерозом не страдаю.
- А как насчет простой житейской забывчивости? - продолжал пытать Иван.
- Ни житейской, ни какой- либо другой забывчивости у меня нет, - твердым голосом отчеканила он. - Я своими глазами видела договор сегодня утром на столе. Ксерокопию не делала, потому как вы сказали, что это не к спеху пока. Так ведь?
- Так. Кстати, утром я документы тоже видел. Спорить не буду. А вот пока меня не было - и сейфом кто-то интересовался, и договоры куда-то ушли. Что все это значит, а?
Марина молчала.
- У вас есть предположение на этот счет? - перешел на "вы" Иван.
Марина подошла к столу и села на один из стульев.
- Есть, - сказала она. - Вы хотите меня уволить. Давно.
- Скажите на милость, какая прозорливость, - усмехнулся Иван и скрестил руки на груди. - Уволить, говоришь, хочу? Очень хочу, Марина Антоновна. Только прежде чем я это сделаю, ты мне эти документики найдешь. Ясно? - с этими словами Иван собрал все бумаги со стола и запихнул их в сейф, с грохотом захлопнув дверцу.
- Меня сегодня больше не будет, - буркнул он и вышел из кабинета. Марина так и осталась сидеть за его столом.
Он шел по коридору и молил Бога, чтобы никто не попался сейчас ему на глаза. Сказать, что он был очень зол на Марину, было бы неправдой. Он чувствовал, что девушка здесь не виновата. Ее умению работать мог позавидовать любой из самых опытных работников. Да что такое, если разобраться опыт: мешок с ошибками, который мы, время от времени перебираем, чтобы не повторить эти самые ошибки вновь. И ведь все равно повторяем... Он злился больше всего на себя самого. За свою беспомощность, за свою раздражительность, за то, что мало, оказывается, знал про дела в компании, про Павла. Этот Брилев еще, будь он не ладен... Какие у него с Павлом могли быть секреты?
- Иван Владимирович, здравствуйте! - услышал он голос Истомина и
поднял глаза. Из открытой двери кабинета выглядывало веселое лицо финансиста. Не потому веселое, что он чему-то там радовался, нет, просто природа наделила его такими чертами, что, казалось, человек всегда в прекрасном расположении духа.