- Что вы, Ваня, сейчас из холодильника еще принесу...
- Не спорьте, я мигом, - Иван умчался вниз по лестнице.
Когда на столе появился нежный трюфельный торт и небольшая плоская бутылочка хорошего французского коньяка, Анна Григорьевна даже потеряла на некоторое время дар речи. Она начала молча бегать к холодильнику и обратно до тех пор, пока весь стол на террасе не оказался заставленным всевозможными закусками.
- Ну вот, теперь мы можем спокойно посидеть в ожидании вашего свидания, Ваня, - засмеялась Анна Григорьевна.
Иван разлил по рюмкам коньяк и галантно провозгласил тост за здоровье хозяйки.
- Спасибо, Ваня, - женщина смущенно опустила глаза вниз. - Вы хорошо закусывайте, - она положила в тарелку Ивана салат из овощей и ветчину, - а то ведь я знаю, что вы сразу после работы сюда приехали. Мне как-то неловко... этот торт и коньяк вы, конечно же, хотели к Ларе...
- Анна Григорьевна! - тут же прервал ее Иван. - Если бы я покупал это для Лары, то и отнес бы ей. Разве не так?
- Вообще-то, скорее всего так, - неуверенно согласилась она.
- Вот именно. Я просто хотел сегодня дома спокойно поужинать и немного расслабиться. Поверьте, устал за последние дни... Рассчитывал, что мама придет ко мне, хотел ее побаловать любимым тортом. Однако она позвонила, когда я здесь уже стоял, под вашим домом, и сказала, что планы у нее поменялись, - Иван честно посмотрел в глаза Анны Григорьевны и, свернув в трубочку листок салата, обмакнул его в соус. - Так что вы не только не нарушили мои планы, а, скажем так, позволили им осуществиться: я ужинаю не один, а в спокойной и приятной компании с вами.
- И мне очень приятно, - Анна Григорьевна слегка покраснела от удовольствия. - Я ведь живу здесь как затворница, поверьте. Ни подруг, ни добрых знакомых. Чисто сторожевая собака. Дети появятся раз в год ненадолго - и опять сижу, кукую одна. - Она махнула от досады рукой и принялась за еду.
Иван вновь наполнил рюмки.
- Давайте выпьем за вас, - сказала женщина и грустно улыбнулась. - Вы, Ваня, я знаю, человек свободный, не обремененный семьей. Может, конечно, это и легче в наше время, но мой вам совет, материнский: не затягивайте с этой свободой. Такая свобода резко переходит в одиночество... Извините, что говорю не весело.
Обычно Иван не позволял никому говорить правду о себе, потому что не хотел ее слышать. Он все прекрасно понимал сам, однако, считал он, это не должно становиться поводом для обсуждений с кем бы то ни было, даже с собственной матерью. И поэтому он сейчас очень удивился тому обстоятельству, что слова Анны Григорьевны его нисколько не задели. И он не стал даже делать вид, что подобный разговор ему хоть как-то неприятен.