Опустившись, Шульц нашел санаторий, где лечат покойников то ли от жизни, то ли от смерти, как это следует из диалога рассказчика с врачом:
– Отец жив?
– Разумеется! В пределах, обусловленных ситуацией. С позиции вашей страны – он умер. Этого полностью исправить не удастся.
Покойники тут живут в зазоре между смертью тела и души. Санаторий “Под клепсидрой” размещается в краю задержанной смерти. Это – чистилище агностика, который не представляет себе жизнь без души, но не может поверить в ее бессмертие. Чтобы придать потустороннему пейзажу убедительность, Шульц, выдающийся художник-график, окрасил его в любимый серый цвет. Уникальность этого оттенка в том, что он – не черный, не белый, но уж точно не цветной: “Это была удивительно насыщенная чернота, глубокая и благодатная, как сон, укрепляющий и живительный. Все серые тона пейзажа были производными единственной этой краски”.
Чем же разбавляется черный цвет, чтобы стать серым? Светом жизни, ее тонкой, почти прозрачной эманацией, из которой изготавливают привидения и метафизическую прозу.
12 июля
Ко дню рождения Амедео Модильяни
Войдя в нашу жизнь в сопровождении Ахматовой, Модильяни остался в ней мечтой и мифом. Этот художник, с его оглушительным талантом и дерзкой манерой, с его бедной и короткой – тридцатипятилетней – жизнью, с его пристрастием к монпарнасским кафе, гашишу и абсенту, идеально вписывается в тот богемный Париж, который нам когда-то снился. Но сам художник в него не помещался. Выходец из старинной семьи сефардов (среди его предков был Спиноза), Модильяни был гражданином мира и криком своего века.
Он принадлежал к плеяде европейских космополитов-модернистов, искавших себе предшественников не в национальных традициях, не в мастерской учителя, а в залах музеев. Надеясь оторваться от привычных корней западной живописи, Модильяни изучал в Лувре очень старое искусство – египетское, кхмерское, византийское и греческую архаику. Когда в Афинах я попал в музей кикладской скульптуры, то сразу узнал в каменных лицах без глаз и рта художественные идиомы Модильяни.
Считая себя в первую очередь скульптором, Модильяни хотел придать пластике архитектурные формы. Человеческое тело у него часто напоминает колонну с головой вместо капители. Еще больше его интересовали кариатиды. У Модильяни они лишены функции. Его фигуры стоят свободно, склонившись лишь под тяжестью общей для нас всех судьбы.
Стремление к обобщенным, абстрактным формам оказалось, как это постоянно случалось с художниками в ту пророческую эпоху, крайне созвучно времени. Работы Модильяни предсказывали явление массового общества, рожденного на фронтах Первой мировой войны. Люди Модильяни – со стертой индивидуальностью. Его лица-маски с прорезями вместо глаз напоминают головы в противогазе. Они изображают безликую деталь общего устройства жизни, которую пустил под откос еще только начинавшийся ХХ век. Но трактуя человека трагическим элементом обезумевшего на войне бытия, Модильяни в своих портретах никогда не отказывал мужчинам в достоинстве и женщинам в истоме.