При этом я, конечно, не стану утверждать, будто знания вообще не передаются. Как доказал в изуверской басне муравей, научить можно и стрекозу. Но куда успешней те учителя, что, как времена года, достигают своего, ничего не делая, те, кто учат не словом, а жестом и самим присутствием. Высокий авторитет нельзя навязать, он должен быть очевидным, как отбрасываемая им тень, которая не давит, а защищает, но только тогда, когда мы в ней нуждаемся. Наверное, лучший в мире учитель – телеграфный столб. Подавая пример несгибаемости, он учит лишь тех, кто сам на него натыкается.
5 октября
Ко дню рождения Вацлава Гавела
Гавел – мой любимый президент. Все беды новой России пошли от того, что у нас не было своего Гавела. Вернее, был – Сахаров, только кто его слушал.
Сам я видел Гавела только однажды, зато при весьма любопытных обстоятельствах. Дело было в середине 1990-х годов, в Праге, куда только что переехала штаб-квартира “Радио Свобода”. К торжественному открытию станции ждали президента страны, о чем я узнал, когда меня остановил вахтер. До того я с ним просто здоровался, но в связи с официальным визитом мне понадобился пропуск. Я получил его у сотрудника безопасности, который на него категорически не походил: седая косичка, джинсы, майка с портретом Фрэнка Заппы. Я понимал, что в его ведомстве обычно ходят в штатском, но не до такой же степени. Откуда он такой взялся, мне объяснил пражский коллега.
С тех пор как выяснилось, что Гавел становится лидером страны, перед диссидентами остро встала проблема его охраны. Поскольку все профессионалы этого дела служили в организации, державшей будущего президента в тюрьме, нужны были новые люди. Ими оказались чешские буддисты. Стоя, как им положено, в стороне от земной власти, они сохранили независимость взглядов и – благодаря медитациям и йоге – хорошую физическую форму.
Нашу увлекательную беседу прервал президент. Его речь была стремительной и состояла из одного предложения: “Я много лет сидел за решеткой, без «Свободы» этих лет было бы больше”, – сказал Гавел, и я приосанился.
5 октября
Ко дню рождения Фу Баоши
В Китае считали, что высшее призвание живописи – стать каллиграфией. Она, как и наш почерк, не способна лгать. Кисть с тушью выдает автора со всеми потрохами, ибо учит “мыслить животом”. Это значит отвечать на вопросы не умом, а телом, скрепляя сознание с подсознанием в мгновенном акте творения. Сама техника восточной живописи идеальна для такого искусства. Безжалостно хищная бумага не терпит промедления. Писать надо так, как спускаться на лыжах по склону последней, почти роковой, сложности.