Мало этого, написанная “мелом” “Школа для дураков” – особая, одновременная книга. Читатель здесь оказывается в положении рассказчика, который бродит, останавливаясь там, где ему заблагорассудится.
8 ноября
Ко дню рождения Кадзуо Исигуро
Всемь лет родившегося в Нагасаки мальчика родители отвезли в Англию, причем в провинцию, где он был единственным выходцем с Дальнего Востока. Его первые книги были связаны с родными, но незнакомыми краями. Роман “Художник зыбкого мира” напоминает “Мелкий снег” классика Танидзаки. Он написан по всем канонам лучшей японской прозы ХХ века. Ослабленная, почти незаметная сюжетность, педантичная точность описаний с вкраплениями импрессионистических деталей, углубленный психологизм и расплывающийся образ автора с несфокусированной точкой зрения на мир и собственный рассказ. При этом вся книга пропитана ощущением конкретного времени (довоенная и послевоенная Япония). Трудно поверить, что роман написан на английском языке. Японцы и не верят. Тамошние критики говорили мне, что подозревают Исигуро в лукавстве, когда он отказывается давать интервью на японском.
И все же назвать его английским писателем с необычной для этого острова фамилией тоже нельзя. По происхождению Исигуро – другой. Он всегда об этом помнит, ибо такой статус позволяет ему сохранить взгляд со стороны. Такой оптике мы обязаны появлению самой популярной книги Исигуро “Остаток дня”. Она строится вокруг оплота Альбиона – дворецкого. Того самого, без которого не обходятся наши любимые детективы из уютного прошлого. Но помимо внешних примет той ушедшей жизни Исигуро описывает внутренний и не слишком завидный мир своего героя. “Я много читаю, – объясняет он, – чтобы расширить свой словарный запас, полезный в общении с хозяевами”. Стертая, исчерпывающаяся верностью индивидуальность, готовность принести себя в жертву, снобизм слуги, перенимающего пороки и заблуждения хозяев, – все это складывается в одно понятие: долг, обожествление которого равно свойственно британскому дворецкому и японскому самураю.
8 ноября
Ко дню рождения Брэма Стокера
Для кладбища тут слишком оживленно, – не удержался я.
– А по нам – в самый раз, – ответил сербский прозаик, показывающий мне достопримечательности Воеводины.
Я не стал спорить, но не перестал удивляться, ибо повсюду шла стройка. Вокруг могил росли кирпичные стены, на крышах торчали антенны, к домикам тянулись провода, и двери запирал крепкий замок.
– У славян, – объяснил гид, – принято посещать могилы близких.
– …и выпивать на них.
– Вот именно. А чтобы спиртное не грелось, пришлось поставить холодильник, а значит, провести электричество и запереть двери. А чтобы их повесить, нужны стены и заодно, крыша: переночевать, если перебрал. А там – телевизор: по вечерам скучно.