Тогда я не знал, что “Таинственный остров” – мистерия труда и мой персональный коммунистический манифест. Сошедший с его страниц призрак нашел меня в детстве и до сих пор навещает, но зря. Книгу не могу читать, потому что помню наизусть. Хотите знать, как сделать нитроглицерин? Кто же не хочет. Надо серную кислоту смешать с азотной и развести глицерином.
11 февраля
К моему Дню рождения
Я родился в Рязани 11 февраля 1953 года. Эта дата, пожалуй, самая интригующая деталь моей биографии. Если отсчитать тридцать шесть лет назад, получится Октябрьская революция, тридцать шесть лет вперед – падение Берлинской стены. Угодив в самую середину советской эпохи, я прожил ее в живописном пейзаже – в Риге. Моя юность пришлась на викторианский период советской власти, когда она в самонадеянной простоте еще верила в себя, прогресс и окружающее. Все тайны тогда казались секретами, которые стерег КГБ и раскрывал Солженицын. В том непрозрачном, но отчетливом мире непознаваемое считалось всего лишь еще не познанным, вроде Человека-амфибии.
Эта оптимистическая посылка обрушилась, как переполненная книгами этажерка, когда в 1977-м я перебрался в Нью-Йорк, где выяснилось, что правду можно сказать только о том обществе, которое ее скрывает. В свободном мире за ней надо охотиться самому, чем я с тех пор и занимаюсь.
Когда я уезжал, ни о каком сознательном выборе не могло быть и речи. Ни разу не побывав за пределами СССР, я знал только те страны, которые стали зарубежными лишь четверть века спустя. Но теперь, объехав четыре континента, я убедился в том, что все произошло правильно. В отличие от других более ревнивых государств Америке так мало от нас надо, что она каждому дает возможность быть самим собой.
11 февраля
Ко Дню основания Японии
Япония – самая радикальная и соблазнительная альтернатива Западу. Любовь к ней обычно кончается стихами. Что и понятно: балансируя между озарением и банальностью, хайку страдают от имитации, напоминая несостоявшуюся частушку без рифмы. Еще хуже поддается переводу драгоценная в японской традиции спонтанность художественного выражения. На чужой почве фундаментальные свойства японского вкуса – упрощенность, асимметрия и доверие к случаю – вырождаются в ту простоту, что хуже воровства.
Это еще не значит, что нам нельзя подражать японцам. Можно, но лучше так, чтобы они об этом не знали. Все встреченные мной японцы были нормальными людьми. Они ненавидели самураев, знали гейш только по американским фильмам, терпеть не могли театр но, на худой конец предпочитая спектакли кабуки.