Как на «Кельне», так и на «Нюрнберге» орудия главного калибра размещались с учетом тактики убегания от противника и заманивания неприятельских кораблей за собой, но не для преследования неприятеля. На носу обоих кораблей размещалась лишь одна башня, в то время, как корма вооружалась двумя. Обе кормовые башни конструкторы старались расположить таким образом, чтобы все же обеспечить максимально приемлемые углы обстрела в сторону носа. На «Кельне» обе кормовые башни сместили от оси симметрии корабля. Вторую — влево, третью — вправо. Но зону обстрела по носу удалось увеличить такими мерами лишь на несколько градусов. Да и смещенная вторая башня, находящаяся на возвышении, сокращала сектор стрельбы по левому борту для третьей башни. Потому при строительстве «Нюрнберга» от такой схемы расположения обеих кормовых башен отказались, разместив их строго по оси симметрии.
По причине компоновки, чтобы дать залп по преследуемым кораблям не из трех, а из всех девяти 150-мм орудий, каждый из двух крейсеров вынужденно отворачивал в сторону от своего курса и шел зигзагами, теряя, таким образом, скорость преследования. Видимо, по этой самой причине русским эсминцам и удалось оторваться от немецких быстроходных крейсеров, воспользовавшись дымовой завесой, темным временем суток и пасмурной погодой. Даже запуск гидросамолетов с катапульт обоих крейсеров не помог откорректировать огонь по неприятельским кораблям из-за низкой облачности и тумана. Именно туман явился причиной того, что третий эсминец, который без труда ушел от «Эмдена», неожиданно вынырнул в зону видимости слишком близко от броненосцев, что и позволило ему удачно атаковать «Силезию».
Обладая скоростью, сопоставимой с эсминцами, легкие крейсера «Нюрнберг» и «Кельн», все же, не слишком хорошо оказались приспособлены для погони. Да и большая часть их экипажей состояла к началу войны с Советским Союзом из курсантов-стажеров. Потому что после случайной гибели «Карлсруэ» от дружеского огня, от торпеды немецкого миноносца «Гриф», 9-го апреля 1940-го, и потопления англичанами «Кенигсберга» на следующий день, было принято решение использовать легкие крейсера преимущественно в учебных целях. С тех пор и до того момента, как гросс-адмирал решил включить легкие крейсера в состав эскадры главных сил, учебный процесс не прерывался. А курсанты, окончившие лишь первый курс военно-морского училища, стрелять пока еще толком не научились, потому ни один вражеский эсминец из трех потопить так и не смогли, сколько ни старались.
И теперь пожилой гросс-адмирал сильно жалел о двух вещах: о том, что включил старые медленные броненосцы в состав своей эскадры главных сил, и о том, что отослал миноносцы и единственный эсминец вперед, на поиски подводных лодок, вместо того, чтобы обеспечить надежное прикрытие от вражеских эсминцев. Досадно было Редеру и из-за того, что три его крейсера не смогли справиться с тремя вражескими эсминцами, да еще и старыми «Новиками». И враги смогли удрать с минимальным ущербом, нанеся эскадре настоящее поражение. Ведь бесславная гибель «Силезии» и ее экипажа являлась не только тяжелым тактическим поражением, но и позорным пятном на репутации самого гросс-адмирала. Конечно, он постарался свалить всю ответственность на командира соединения крейсеров, капитана цур-зее Эрнста фон Штуднитца. Редер кричал на подчиненного, вызванного для разноса на линкор, целых полчаса, но толку от этого было мало. Вернуть к жизни семь сотен погибших моряков «Силезии» никакие крики не могли.