Частная коллекция (Симонов) - страница 81
— Давай про его выпьем. Или за его?
Мы продружили с Джереми Кинсманом и его очаровательной женой чешкой Ханной до самого окончания их московского срока, бывали у них, приглашали их к себе, а однажды даже совместными усилиями привели Чубайса на спектакль к моей жене в театр.
Деньги я тоже получил, и четыреста экземпляров книжки, оплаченной из Фонда канадского посла, разошлись по разным российским учебным заведениям. Но я так и не решился признаться своему другу, что окна моего класса выходили в скучный школьный двор, а всю историю с «любознательными взрослыми» - дядями из ГБ я слямзил у своего двоюродного брата, который учился в 59-й пятью классами старше меня и рассказал мне ее каких-нибудь сорок лет спустя. Единственной правдой является то, что брат мой, особенно в детстве, был действительно лопоух.
Два вопроса мучают меня с той самой поры: можно ли считать, что я продал государственную тайну ради нужд общественной организации? И — дал бы мне Кинсман деньги, если бы не этот «нестандартный ход»?
1999
Комментарий экскурсовода
Сам я до этого не додумался, но мысль мне очень нравится: каждому человеку достаточно прочитать за жизнь всего сто книг. Из них десять или двенадцать — для всех одни и те же, ну примерно: Библия, «Илиада», «Приключения Гулливера», «Робинзон Крузо», «Война и мир», «Мадам Бовари», «Мастер и Маргарита»… Дополнить можете сами — занятие прелюбопытнейшее. А вот список остальных для каждого свой — их он и ищет всю жизнь: находит, влюбляется, теряет, вносит, ошибается, вычеркивает, читает запоем, разочаровывается, ставит на дальнюю полку, перелистывает любимые страницы, забывает или влюбляется вновь. Не случайно любимую книгу часто сравнивают с женщиной: отношения с ней — это всегда что-то вроде романа.
Сюжет отношений осложняется, если ты знаком с теми, кто эти книги написал, если ты каким-то образом оказался свидетелем их рождения или причастен к выходу в свет или появлению на другом языке. Эти книги особенно часто становятся кандидатами в твой личный список. О них особенно интересно думать, вспоминать, писать о них, об их авторах, о литературных модах и нравах прошедшего уже времени, которое и есть твоя прожитая к сегодняшнему дню жизнь. Это я и делаю, потому что пришла пора: мой список почти составлен, в нем осталось две-три вакансии.
Я вырос в литературной семье, точнее, в двух литературных семьях — матери и отца, в литературной среде, которая стала настолько естественной частью быта, что поэт, читающий стихи, был в доме привычен, как соседка, пришедшая занять соли. Лет до двадцати пяти — двадцати шести у меня была замечательная память на стихи, я их запоминал иногда с одного-единственного прочтения, на слух, а в школе — на спор — за две минуты выучивал две-три страницы Маяковского по выбору того, с кем заключалось пари. Но ресурс памяти оказался ограничен: приблизительно с середины 60-х эта счастливая способность куда-то улетучилась и голова, отчасти забитая всякой ерундой, уже не могла вместить стихи замечательных поэтов, прочитанные или услышанные позже. А все-таки я в 98—99-м году снял для ТВ семнадцать серий «Поэтических позвонков» — это около трех часов стихов наизусть подряд. Их время от времени повторяют по каналу «Культура».