Не сама ли война дотлевала там, в тишине?
Или это беспокоило людей, входя в них, незнакомое Будущее?..
Густов сказал Тихомолову насчет лекции о Потсдаме, Тихомолов спросил Густова, знает ли он сержанта Лабутенкова.
— А что с ним такое? — спросил в свою очередь Густов, подумав о каком-нибудь ЧП.
— Жениться собрался! — возмущенно пояснил Тихомолов.
— Теперь многие будут заниматься этим вопросом, — проговорил Густов. — Я думаю, даже до тебя дойдет дело.
— На немках будем? — спросил Тихомолов.
— А он что — на немке?
— В том-то и дело.
— Вспоминаю, вспоминаю, — нахмурился Густов. — Это на нашем молочном фольварке они встретились… Но, по-моему, они еще весной, так сказать, поженились.
— Так ему теперь по закону надо! Русский человек, он не может просто так, по-европейски, из него в подходящий момент обязательно Достоевский выглянет.
— Достоевским не увлекался, — быстро отмежевался Густов, — а вот с Лабутенковым…
— Я думаю, надо тебе с ним поговорить.
— Любовь-то по линии замполита идет.
— Твой замполит в этом вопросе — инакомыслящий.
— Ну ладно, скажи, чтоб позвали.
Тихомолов вышел, а Густов решил хотя бы пролистать принесенные начальником штаба документы — вдруг есть что-нибудь срочное. Он просматривал пока только лишь обозначенное вверху приказов и директив «содержание» — и ничего срочного или неожиданного не встречал. Здесь тоже все п р о д о л ж а л о с ь. Опять о дисциплине, о дорожных происшествиях, о политико-воспитательной работе в войсках, находящихся за границей… Несколько поразило его своей необычностью постановление Военного совета фронта — «Об организации улова рыбы на побережье Балтийского моря». В нем даже называлась контрольная цифра на второе полугодие 1945 года — 21 тысяча тонн. Как в постановлении какого-нибудь прибрежного областного Совета депутатов трудящихся. Только эта балтийская рыба предназначалась «для нужд германского населения»…
Густов читал и улыбался, когда в комнату снова вошел Тихомолов, теперь уже вместе с Лабутенковым.
— Вот, скоро поедем на побережье рыбу ловить, — сказал Густов, показывая им бумагу.
Но тут же вспомнил, зачем здесь оказался Лабутенков, и внимательно, как после долгой разлуки, пригляделся к нему.
— Как же ты все это мыслишь, друг-товарищ? — сразу и прямо спросил он, не тратя времени на подготовительную дипломатию.
— Я прошу вас помочь мне, товарищ капитан, — сказал Лабутенков.
— Как?
— За границей командир для солдата — это вся советская власть, — сказал Лабутенков. — Так что если вы запишете в мою красноармейскую книжку — женат на гражданке такой-то, то мы и будем считаться мужем и женой.