Подошла группа работников контрразведки, уже побывавшая на станции. Никого там контрразведчики не застали — ни дежурного, ни стрелочника, ни сторожа. Никого! Думай, что хочешь… Кто-то говорил, что это дело рук диверсантов из Армии Крайовой, кто-то предлагал устроить облаву, прочесать местность. А рядом с зарывшимся в землю паровозом стоял бледный в красных отсветах пожара машинист-немец и всем пытался объяснить, что он не виноват, что ему дан был проход через станцию без остановки. Он так и ехал. Когда увидел впереди красный хвостовой фонарь эшелона, то понял, что катастрофы не избежать, но все же успел дать аварийный тормоз, — и вот посмотрите: паровоз сбило с рельсов, и он зарылся в землю… «Я сделал все, что мог… Я не виноват…»
На рассвете приехали поляки из Алленштайна, назвавшие себя представителями польской администрации, и обещали во всем разобраться, разыскать виновных. Здесь была теперь территория Народной Польши.
— Смотрите, кто-то потерял ложку, — показал один из приехавших.
— Здесь люди ни за что головы потеряли.
— Так, так, — согласился поляк…
Утром саперы сколотили из неструганых досок три гроба. Комендант штаба, оставшийся без комендантского взвода, попросил саперов выделить почетный караул. Скатили с платформы старый, прошедший войну «ЗИС», поставили гробы в кузов, и потянулась к станционному кладбищу непривычная для фронтовиков огромная похоронная процессия, с похоронной тягучей музыкой, с кумачом на гробах.
Люди в эскорте скупо переговаривались:
— Войну ребята прошли, живы остались…
— Радовались, что домой едут…
— Дома-то как ждут их!..
— А придет похоронка…
Проходили мимо поселка. Осторожно, робко, как бы сознавая какую-то вину за все случившееся, выходили к дороге женщины с ребятишками. Жались друг к дружке. Стояли молчаливые…
— Глебушка, ты что? — вдруг проснулась и сразу забеспокоилась Лена.
— Ничего, сплю.
— Нет, не спишь. Я почувствовала, что ты проснулся и тебе почему-то нехорошо.
— Рука замлела.
— Ой, это я ее отлежала! Ну дай я ее поцелую.
— Спи!
— Да я как-то сразу вся выспалась… Это так быстро едем? Даже страшно делается.
— Ничего страшного, рельсы прямые и железные.
— Так об железо-то еще больнее.
— Прекратить панику!
— Слушаюсь. Есть… А мне знаешь что снилось сейчас? Как будто мы плывем с тобой на лодке через севастопольскую бухту, и я смотрю в воду. Там темно-темно, только один какой-то лучик бегает, и водоросли шевелятся. Большие, страшные… Я отшатнулась от воды, лодка заколыхалась, и ты мне сердито погрозил пальцем — ой, как сердито!.. Неужели ты сердился на меня сейчас? Ну, скажи честно-честно.