За мечущимся пламенем Корней обнимал Оксану. Красивая девочка – нос с горбинкой так органично смотрится на по-восточному очерченном худом лице. И губы, полные, искусанные, в тонкую линию морщинок, как дольки мандарина, и карие радужки, и мерцающие в полутьме белки цвета слоновой кости…
Филип представил, что Корней – их с Яной сын, а Оксана – невестка. Что справа на рассохшемся стуле сидит не Камила – Яна. Вот же ее рыжие волосы, плоть от плоти огня. Но Камила заговорила хрипловатым голосом, и мираж растаял:
– Чертов костер. Глаза слипаются. – Она поднялась. – Давай прогуляемся, старик. Не будем мешать молодежи отрываться.
– Идите, – кивнул Корней, – я прослежу за Оксаной.
– Мы будем поблизости, – пообещал Филип, застегивая найденную в сарае спортивную кофту. Ночь была прохладной, предрекающей дожди. – Не забывайте умываться.
– Все хорошо, – откликнулась Оксана, убирая со лба прядь – жест из арсенала Яны. Да, права Камила, повезло парню.
«Не ревность ли это?» – спросил себя Филип.
На умозрительном кладбище, заросшем плющом, покоилась его молодость, девочки, приходившие с вином в мастерские, жизнь до Яны, почти уже не различимая, словно Богницкие могилы.
Он сам был кладбищем: для Яны, для дяди-рыбака и рано умершей матери, для джек-рассел-терьера Тото. Теперь там тесно от новых надгробий. Безымянные: турист с рюкзаком («I don‘t understand»), стриптизерша с татуированным черепом. Доктор и раненный в живот солдатик. Медсестра, которую ракшасы скинули в пропасть. Студентка, задремавшая на обзорной площадке. Бармен, молившийся у ротонды.
Именные: художник Сорока, синевласка Вилма с нервными суетливыми руками, Альберт, танцующий под рок-н-ролл.
Вон как много пустого места возле костра. Тут сидел бы Альберт, тут – Вилма.
Но учитель остался на пароме, а выбравшая бритву Вилма лежала в кровати Филипа, холоднее сумерек.
«Иуда Фаддей, если Бога нет, почему я хочу его придумать? Зачем мне так необходимо сейчас поверить в рай для грустной кокаинистки Вилмы, которая не очень любила собственного ребенка?»
– Я не продержусь долго. – Камила говорила без пафоса, без грусти – озвучивала факт.
– Продержишься! – отрезал Филип. – Рассветет, и у нас откроется второе дыхание.
Они брели по пляжу, окропленному сиянием двух лун – небесной и озерной, зыбкой от ряби.
– Ты знаешь, что это глупости, – мягко возразила Камила. – Оксана держится благодаря чувствам к Корнею, гормонам, бабочкам в животе. Но сегодня или завтра она уснет. На самом деле я убеждена, что она уснет до завтрашнего полудня. Я упаду раньше или позже – счет идет на часы. Не перебивай! – выставила она палец. – У тебя в квартире все казалось простым. И это отлично, что мы не сдались. Но два дня до конца полнолуния – это вечность, а теория про конец полнолуния – оптимистическая сказка.