На языке вертелись дешевые и слащавые цитаты из фильмов, вроде: «Это моя война».
Но война-то была не его. Просто мир за окнами автомобиля погряз во тьме, а у Корнея – так получилось – имелась лампочка. И нужно было проверить, насколько ярко она светит.
«Он боится тебя, – сказала о Песочном человеке мама, – умирает от страха».
Пускай боится. Корней стиснул рулевое колесо так, что костяшки побелели.
Новый день принес новости – хорошие или нет, сложно было определить.
Из трех уснувших в лагере проснулся один Корней.
Оксана и Камила все так же мирно посапывали. Глазные яблоки жили своей жизнью под веками.
Мешать им не стали – после трех бессонных ночей организму требовался отдых. Но за завтраком Филип спросил:
– А они вообще проснутся?
Невидимые сколопендры пробрались под рубашку, защекотали гадкими лапками.
Нет, они не просыпались. Корней силой разлеплял Оксане глаза, шлепал по щекам мокрыми ладонями, брал ее на руки, тряс. Женщины их крошечного отряда пребывали в глубочайшем трансе. Свет победил лунатизм, но не заразу беспробудного сна.
Филип говорил о семи днях полнолуния. Он загибал пальцы.
Первый – до встречи с Сектантом из трамвайного храма.
Второй – свидание, Петршинский холм, сомнамбулический приступ Оксаны.
Третий – перед Часом Икс.
Четвертый – день апокалипсиса.
Пятый – паром и дача.
Сегодня – шестой. И согласно теории, послезавтра человечество проснется, соскоблит кровь с ножей и топоров, продолжит жить как ни в чем не бывало.
Ну а что, если луна пойдет на убыль, но кошмар не завершится? Или, что еще страшнее, вернется со следующим полнолунием? Об этом они не подумали.
Филип был тверд: надо оставаться на даче и охранять спящих.
«Летна… Песочный человек… боится тебя».
Он задавался вопросами: уехать с озера – его личный выбор? Украсть машину, оставив друзей без транспорта, – его решение? Или то, что поселилось в нем ночью, погоняло, руководило? Тряпичная кукла с пятерней кукловода в заднице… Марионетка… А два противных бога-шахматиста перемещают фигуры, без разбора жертвуя пешками.
Мышцы зудели. Так юнец, познавший прелесть онанизма, хочет снова и снова ублажать себя. Он жаждал делать свет. Прекрасный свет, для которого он и был рожден.
«Кто тебе такое сказал, Корь?»
Он нервно покосился в зеркало, опасаясь обнаружить за плечом призрака.
«Кто внушил тебе это за одну ночь? Тот, кто притворялся твоей мамой в лабиринте? Ты возомнил себя мессией? Примерял роль Спасителя?»
«Но я исцелил Оксану. Исцелю и других».
«Ты, Корь, пацан из Днепра, не из Назарета. Твоя смелость помогла тебе уберечь шкуру. А теперь – сиди тише воды, ниже травы со своей исцеленной (или нет?) подружкой, с двумя стариками, в которых ты пытаешься видеть своих идеальных родителей, – сиди там и не рискуй».