– Что за фокусы? – хмуро спросил Дима. – Как это получилось, а?
– Вы про клетчатую рубашку? – невинно улыбнулся Герман. – Вы сами выбрали.
– Ну да! Заливай мне тут. Скажи лучше, откуда ты знал, что я выберу именно его? И откуда тебе было известно, что толстяк окочурится?
– Я этого не знал. Я говорил: имеет значение только выбор.
В голосе философа зазвучали те настойчивые нотки, с которыми взрослые втолковывают детям очевидные истины.
– Чушь! – отмахнулся Дима. Он чувствовал нарастающее внутри злое возбуждение. – Парень болел, об этом знала половина университета.
– И вы?
– Да я здесь при чем?!
– Простите… – виновато вздохнул Герман. – Я не до конца пояснил вам правила игры.
Слово «игра» Диме не понравилось. «А куда делся тест?» – спросил он у себя.
– Дело в том, что смертельная болезнь появилась у выбранного уже после выбора. Как бы проще донести до вас? Выбор переписывает судьбу. Прошлое меняется. Если бы вы указали на первого кандидата, девушку, то в ее прошлом появились бы больницы, лекарства, диагнозы. Ее одногруппники помнили бы, как навещали ее с яблоками, мама знала бы имена врачей. Это делает смерть более логичной. Создает впечатление последовательности.
Бахтин некоторое время рассматривал нос философа.
– Бред сумасшедшего, – заключил он.
– Как бы там ни было, – мягко проговорил Герман, – вы должны выбрать снова.
– Я готов! – хлопнул в ладоши Дима. – Это чушь, но я хочу посмотреть, как ты будешь выкручиваться дальше.
– Изофатов и Колегин. Кого из них вы выберете?
Диме были прекрасно знакомы обе фамилии. Изофатов преподавал историю педагогики, он был чрезвычайно вредным стариком, ненавидящим студентов и Бахтина лично. Гнусавый, сгорбленный, постоянно кашляющий в платок. Дима втайне мечтал, чтобы Изофатов скончался до сессии.
С Колегиным, преподавателем геологии, у него были хорошие отношения. Михаил Валентинович отличался покладистым нравом, любил пошутить, а в прошлом семестре просто так поставил Диме зачет.
Дима думал минуту и сказал:
– Колегин.
Торжественная ухмылка озаряла его лицо. Хитрый Герман был уверен, что он выберет противного старика, а старик и впрямь преставится не сегодня-завтра.
«Что, философ, не ожидал?!» – злорадствовал Дима.
Герман, впрочем, не выказал разочарования. Вежливо попрощавшись, он скрылся в толпе.
Следующая их встреча состоялась в тот же день, вечером.
Философ врезался в Диму у библиотеки. В коридоре, кроме них, никого не было.
– Как?! – прошипел Бахтин, ударяя кулаком по стене в сантиметре от немытой головы.
– Вы сами выбрали.
– Как, черт возьми?! – рычал Дима Бахтин, – Он умер прямо на лекции, на моих глазах! Стоял человек, и вдруг – раз – на полу! Да ему же тридцать пять исполнилось, какой инсульт?!