Толстяк, пять (десять, двадцать?) минут назад спавший в ванной, медленно шел по мастерской. В руках он держал шестилитровую пластиковую бутыль. Жидкость цвета вишни плескалась на половицы. Кто-то заворчал, отскакивая от брызг.
– Что вы делаете? – удивился Сорока. Он встал на пути толстяка.
Жидкость образовывала лужу у ботинок художника.
«Олифа», – подумал Филип. Искры – не все, но большая часть – погасли в голове. Словно костер потушили струей из шланга.
Толстяк икнул. Затряс бутылью. Штанины Сороки потемнели от маслянистой жидкости.
– И что же это будет такое? – спросил Сорока.
– Хрррг! – прорычал довольный толстяк. Щелкнуло колесико зажигалки.
Опережая крики, толстяк засмеялся. Пропитанный олифой реглан вспыхнул, превращая безумца в огненный столб. Искры – теперь настоящие – закружили в воздухе. Затрещали волосы. Сгорающий заживо человек шагнул к Сороке и обнял его.
А мгновение спустя мастерская превратилась в духовку.
Снаружи (4): Голицыно
– Не выключай, пап, – смущенно попросил Саша, когда отец потянулся к ночнику.
Антон Журавлев погладил сына по мягким волосам.
– Ты помнишь, что мы с тобой решили насчет Бабая?
– Помню. Мы решили, что его нет.
– Тогда в чем дело?
Мальчик неопределенно повел плечами и коснулся ссадины на лбу.
– Болит?
– Уже нет. Пап?
– Да?
Мальчик тяжело вздохнул:
– Я бы хотел не видеть снов.
– Глупости. Сны – это прекрасно. Это целый мир.
– Па?
– Да, милый?
– Ты знаешь Песочного человека?
«Ну вот! – ухмыльнулся про себя Антон. – Неделю назад мы с боем выжили из шкафа Бабая, теперь ему на смену пришел новый монстр».
– Если он поселился в твоем шкафу, я буду взымать с него квартплату. Нам и так тесно, без сказочных персонажей.
– Он не в шкафу, а во сне.
– Понятно.
Отец встал с кровати и подошел к книжной полке. Провел взглядом по корешкам детских книг.
– Ага, вот он! – Антон снял с полки увесистый черный томик, на обложке которого значилось: «Гофман. Сказки». – Пожалуй, я заберу у тебя это пока.
– Мне они нравятся.
– Мне тоже. Но некоторые рассказы Гофмана чересчур взрослые. Я верну тебе их через пару месяцев, хорошо?
– Хорошо.
– И запомни, герой, в нашем доме тебе ничего не угрожает. Если тебе приснится какая-нибудь злюка, просто дай ей подзатыльник.
Саша заморгал, соглашаясь. Нижняя часть его лица уже была скрыта одеялом.
– Сколько раз тебя можно поцеловать? – поинтересовался Антон.
– Пять.
– Только пять? Я хотел тысячу пять.
– Ну, па, это же продлится до утра!
Отец засмеялся и поцеловал сына в переносицу разрешенные пять раз.
– Па?
– Да, Саша?
– А если я сделаю что-нибудь плохое во сне, ты будешь ругать меня?