Если бы Дина была похожа на свою мать, она бы поняла негодование Мэдисон и ужасные обвинения Колина. Но это было не так. Дом был прибран, она готовила еду, уделяла семье внимание. Никто не находил ее пьяной, лежащей без сознания в собственной блевотине. Она ни разу не замахнулась на детей, не говоря уже о том, чтобы избивать их. Они не вздрагивали, когда она проходила мимо. Но они не обожали ее так, как обожали отца, не подбегали к ней и не радовались, когда она входила в комнату. Хоть убей, она не могла понять почему.
Она пыталась убедить себя, что это лишь потому, что Колина так часто не бывает дома. Он менее доступен, чем она. Но Дина не была уверена, что в состоянии поверить в это. Дело в чем-то другом. Если бы она только знала, в чем именно.
Она потерла виски, желая, чтобы глаза не горели так сильно.
– Завтра я уезжаю.
Дина подняла глаза и увидела входящего в кабинет Колина. Они почти не разговаривали после его словесного выпада в парке в пятницу, и она определенно не хотела говорить с ним сейчас. Но пришлось.
– Когда вернешься? – спросила она.
– В четверг. – Он закрыл за собой дверь кабинета и направился к письменному столу. – Ты подумала над тем, о чем мы разговаривали на прошлой неделе?
Она встала так, чтобы смотреть прямо на него, а не снизу вверх.
– Мы не разговаривали. Ты сказал, что я все делаю неправильно, а потом ушел. Это не разговор.
Он изучающе посмотрел на нее.
– Ты права. Так давай поговорим сейчас.
– Я посвятила жизнь заботе о тебе и девочках, но в итоге получила только обвинения и страдания.
– Ждешь благодарности?
Конечно. Она была чертовски хорошей матерью и отличной женой. Но никто из них не ценил ее.
– Не хочу быть твоей боксерской грушей.
Он поднял брови.
– Не утрируй.
– А как бы ты это назвал? Ты говоришь мне такие вещи, а потом настраиваешь детей против меня. – Ее горло сжалось, но она не хотела показывать слабость. – Не знаю, чего ты от меня хочешь. Мне больше нечего тебе дать.
– Тогда у нас проблема, потому что я действительно хочу большего. Я хочу быть частью происходящего. – Он засунул руки в карманы джинсов.
– Что это значит?
– Это значит, что тебе стоит немного ослабить поводья. У тебя десятки правил для нас – для меня и девочек. Ты хочешь полностью контролировать, куда мы идем, что носим, что едим.
– Я готовлю обед и ужин. Это не контроль. – Несправедливость уязвила ее. – И веду календарь мероприятий, чтобы знать, кого и куда нужно отвезти. Почему ты искажаешь смысл моих слов и поступков?
Дина хотела сказать ему, что раз он так несчастен, то может уйти. Только она не была готова остаться одна.