В общем, приземлился я, запустил сигнальную ракету и отодрал сдуру с одной из могилок пласт мха. Ох, Машенька, что я там увидел! Щас намахну стописят беленькой и продолжу.
Лежал под бугорком не «кокон», а раздавленный, изувеченный капитан, начальник погибшей заставы. Я его только по нашивке узнал. Мох, который вырастает там, где прошёл «грибной дождь», обладает множеством полезных свойств. И все уникальные. Останавливают процессы гниения, обеззараживают, лечат и так далее. Бесценный, сука, эликсир! Его собирают до последнего кусочка и на Землю отправляют.
Капитан сохранился под ним как новенький, даже кровь не свернулась. Нет, я всё могу понять, даже «коконы», но зачем было так уродовать человека? Просто убить не в кайф иудам, что ли?
Крышу у меня снесло от этого зрелища конкретно. Что творил, лучше не описывать. Остановился только после того, как саданул ногой по чему-то твёрдому. Хорошо саданул, аж в колене отозвалось – обувь-то у дельтапланеристов лёгкая. Наклонился, смотрю, а это фотоаппарат. На заставе фотокор с Земли гостил, это мне уж потом сказали. Известный российский журналист Акихиро Великанов, может, слышала. Так вот, тело его так и не нашли. Что с ним иуды сотворили, страшно представить.
Стоп, стоп, Вася, тебя уже несёт.
Прости, ангел мой, за написанное. Должен был выговориться. Должен. Чтобы не рехнуться. Посылать это письмо, ясное дело, не стану.
Лобзаю нежно, твой Василёк.
Урания, хх. хх.2023.
* * *
Акихиро поцеловал Сиатту в пятнышко белого пуха на животе, и она засмеялась.
– Щекотно, – сказала она по-русски.
«Щ» у неё было дробным и почти звонким. Человек так произнести не сможет никогда. Акихиро не мог до сих пор, хотя от человека в нём оставалось не так уж много. Запущенная «грибным дождём» перестройка организма протекала поразительно быстро и без малейших эксцессов. Теоретически, так она должна была протекать у всех, но на практике он оказался всего лишь восьмым счастливчиком за весь период эксперимента.
Иу-еу не любили слово эксперимент, считая, что в нём слишком много ненастоящего, предполагаемого, временного. Слово теоретически они не любили по той же причине. У них вообще было потрясающе много ограничений в повседневной речи, с этим предстояло разбираться всю жизнь. Акихиро трудности не пугали. Он был готов заниматься здесь чем угодно – любая совершённая малость приносила огромное удовлетворение. Если она оказывалась совершенной.
Игра слов получилась неидеальной, в русском из-за малого количества ограничений она и не могла быть идеальной, но сам факт!.. Игру слов иу-еу ценили чрезвычайно. И то, что Акихиро иногда мог если не сравниться, то хотя бы приблизиться к ним, делало его счастливым.