Но самым огромным счастьем была любовь Сиатты.
– Ты всё ещё считаешь себя предателем? – от сострадания цокая и щёлкая сильнее обычного, спросила она, уловив перемену в его мыслях.
– Нет. Наверное, нет. Но я всё ещё верю, что людей можно убедить закончить войну. Нужно только подобрать правильные слова. И оттого, что я не бегу, сломя голову на базу, выкрикивая эти слова, мне худо.
– Семеро до тебя уже пытались. Их убили.
– Да, – сказал Акихиро. – Значит, они не нашли нужных слов.
– Они слишком спешили.
– Я спешить не буду. Времени-то у меня сколько угодно.
– И даже больше, – сказала Сиатта. Затем строго нахмурилась и потребовала: – А теперь повтори это на тэччи.
– Мои слова или твои?
– Те и другие!
Он повторил, разумеется, с ошибкой. Разумеется, с дичайшей, и от этого страшно смешной. Сиатта расхохоталась, Акихиро тоже. Потом он сгрёб её в охапку, закружил, выщёлкивая слово за словом признание в том, в чём нельзя признаваться на людях по-русски, а на тэччи не только можно, а попросту нужно. Запретов в языке иу-еу хватает, но запрета на слова о любви, в том числе плотской, в нём не существует.
Потом он опустил Сиатту на землю и они, не сговариваясь, побежали туда, где можно перекусить. Есть теперь хотелось постоянно, и в удовлетворении этой страсти Акихиро был столь же неутомим, как в остальных новоприобретённых страстях.
Ели они торопливо и жадно, выражая удовольствие торжествующими возгласами и обмениваясь блюдами, как того требовал ритуал совместного приёма пищи. Закончив, погрузились по шею в имеющуюся здесь же ванну с головастиками и принялись ласкать друг друга – сначала осторожно, почти пугливо, а затем всё более бурно.
Наблюдающий за ними владелец еды и ванны млел от восторга. Его дом посетили влюблённые. Разве может быть что-то прекрасней?
* * *
Здравствуй, Машенька.
Не помню, отправил ли тебе предыдущее письмо, с матом и пьяными откровениями. Надеюсь, что нет. Надеюсь, я его сжёг. Если нет, сожги ты.
А впрочем, мне уже всё равно. Урания калечит не только «грибным дождём». Здешние красоты созданы не для людей. Я чувствую, что меняюсь, и далеко не в лучшую сторону. Так что может, и хорошо, если ты, начитавшись моих последних писем, решишь забыть своего когда-то милого, а теперь злого и чужого Ваську.
Тех ребят, которые попали под «дождь», отправили на Землю. Все знают, что это всего лишь способ эвтаназии – в терминале Фокина обитатели «коконов» погибают, – но никто не протестует. Лучше умереть по пути домой, чем разлагаться заживо от рукотворного рака на чужбине.
Однако есть надежда, что скоро всё переменится в лучшую сторону.