Ада с видимым усилием провернула колесо запорной кремальеры, потянула дверь и предложила:
– Входи.
Сильвестр вошёл. Тут же вспыхнул слепящий свет ртутных фонарей. Помещение практически целиком занимал глубокий бассейн. Под неестественно синей поверхностью воды – или не воды? – виднелись угловатые абрисы странных агрегатов. Настолько отличных один от другого, что их скопление казалось скорее свалкой механического лома, чем лабораторным оборудованием. Одни агрегаты походили на военные машины, другие – на качели и карусели, созданные инженером-кубистом, третьи – на медицинское оборудование. Были там устройства, подобные выпотрошенной мебели, и подобные выпотрошенным живым существам. Большие и малые, блестящие и матовые. Между ними совершало сложные эволюции сдвоенное колесо с парой опорных катков – точь-в-точь искорёженный зарядом шрапнели детский велосипед. Один из рогов руля был непропорционально длинен и задирался высоко вверх, до самой поверхности бассейна, повторяя безумную траекторию «велосипеда», как перископ разведывательной субмарины – её путь в приполярных фьордах. Пахло озоном, металлом и почему-то водорослями.
У Сильвестра вдруг с неожиданной силой разболелось в правом боку. Он задохнулся и всадил когти в собственные подушечки – чтобы не заорать. Ада заметила, подхватила его под лапу и усадила куда-то. Поднесла чашку с напитком, чуть ли не с силой влила в рот. Он проглотил жидкость, не чувствуя ни вкуса, ни запаха. Почти сразу полегчало.
– Рассказывай дальше, – пробормотал он. – Что за промежуточное, пёс его дери, время? Между чем и чем?
– Между любыми мгновениями, – сказала Ада, тревожно всматриваясь в его зрачки. Увиденное её успокоило, она откинулась на спинку жестковатой кушетки. – Как думаешь, откуда берутся лишние дни, которые добавляются в високосные годы? Или откуда, например, взялась разница в тринадцать дней между нашим календарём и Трезорианским календарём псов-схизматиков?
– Сутки несколько длиннее двадцати четырёх часов. Погрешность накапливается.
– Никакой погрешности нет, Сильва. Есть промежуточное время, которое мы не умеем замечать. Называют его также избыточным. Терминология до сих пор не устоялась, однако факт наличия этого времени безусловен. Представь две одинаковые книги, одну новую, другую читанную. Которая из них толще?
– Читанная, конечно. Страницы треплются, между ними попадают пылинки, где-то закладка останется или загнутый уголок.
– Ну вот. Ты практически дал научно-популярное объяснение промежуточному времени. Страницы – это наши часы и минуты. Соринки и морщинки бумаги – кванты избыточного времени. Только, в отличие от вполне материальных соринок, лишнего времени мы не видим. Ощутить его невозможно. То есть было невозможно, пока не появилось это. – Ада кивнула на бассейн.