Черный венок (Романова) - страница 159

Злость придала Хунсагу сил.

Он собрал весь свой талант, всю свою мощь и волю, а затем, как шаровую молнию, метнул в сторону колдуна. Теперь белый пришелец пил взгляд противника точно ледяную воду из горного родника, и каждый глоток возвращал его к жизни.

Бобогото встрепенулся, как будто его пчела ужалила, дернулся всем телом, но – поздно, капкан захлопнулся. Хунсаг нащупал то, что причиняло сопернику боль.

Сейчас видел тощего мальчишку с порванным футбольным мячом под мышкой. Обычный мальчишка, с болячками на коленках, смешными оттопыренными ушами и сквозняком в голове. Мать заставляет его идти в организованную белыми волонтерами школу, но мальчик упрямо мотает головой. Ему незачем уметь читать, тем более на чужом некрасивом языке. Местный язык – как песня. Переходящие одна в другую гласные льются полноводной рекой, в которой встречаются гладкие, выбеленные временем камешки согласных. Язык же, который привезли с собою белокожие люди, похож на жевательную смолу, застрявшую в зубах. Нет уж, спасибо, он будет солдатом, как отец.

Миниатюрные гражданские войны вспыхивали в их стране так часто, что солдаты – сильное агрессивное мясо – всегда были нужны, их все уважали, им доставались лучшие дома и самые красивые женщины.

Хунсаг удивленно прислушивался к мыслям лопоухого мальчишки – обычным мыслям подростка, живущего в измочаленной бесконечными войнами стране. Выходит, и бобогото не был особенным с младенчества. Когда же он получил дар? Как ему удалось обнаружить в себе волшебное проросшее зернышко, слабое и хрупкое, и распустить его в ядовитый цветок с толстым шипастым стеблем?

Хунсаг копался в воспоминаниях противника, как патологоанатом в пораженных странной болезнью органах.

Вот мальчишка вырос – стало длинным и жилистым его тело, а лицо суровым, как гранитный монумент. Его матери давно не было в живых, отец-солдат пропадал в партизанских отрядах, деревню сожгли. У юноши появилась любимая женщина – красивая вдова с оленьими глазами и тяжелыми бедрами, старше его на целую жизнь, на восемнадцать лет. То, что он чувствовал, было похоже на наркотический дурман – один взгляд женщины превращал его в растекающиеся горьковатым медом соты. Может быть, в мирное время на их пару смотрели бы косо, но война рождала и не такие союзы. Юноша с нею почти два года, и женщина любила мечтать: вот закончится война, и они переедут к ее родственникам в Сомали, там она сможет рожать хоть каждый год.

Те люди пришли ночью – с шакальей подлостью прокрались в деревню. Обоим дозорным перерезали горло, потом разбились на несколько групп и отправились по домам. Те люди пришли за нехитрыми ценностями, которые могли найтись в хижинах простых деревенских жителей, и убивать не собирались. Во всяком случае, в ту ночь не погиб никто, кроме дозорных и женщины бобогото.