Я не переставала смотреть по сторонам, пока Блэк не заговорил.
Я повернулась при звуках его голоса, слегка поразившись тому, как спокойно он прозвучал.
— Всё кончено, Брик, — сказал он. — Между нами всё конечно.
Я слышала в его голосе лёд, смешивающийся со стальными нотками.
Интересно, уловил ли это Брик.
Судя по выражению его лица, Брик явно что-то услышал.
Вампирский король моргнул, затем улыбнулся.
— Прошу прощения? — он поднял руку к уху. — Прости. Я не совсем расслышал тебя из-за шума дороги, Квентин.
Было бы смешно, если бы я не прикладывала такие усилия, чтобы не врезать вампиру по лицу. Насколько я знала, вампир здесь услышал бы собаку, скулящую через десять кварталов отсюда. Даже если бы рядом ревела пожарная сирена.
Вампирский слух был не просто хорошим.
Он был чертовски хорошим.
Блэк покачал головой, прищёлкнув языком.
— Это не объявление войны, Брик, — выражение лица Блэка оставалось совершенно нейтральным. — Это и не объявление перемирия. Это объявление требования впредь держаться подальше от меня и моих людей, и мы очень вежливо и незаметно сделаем то же самое.
Воцарилась долгая пауза.
В это время Брик смотрел на него.
Затем на этих странно красных губах проступила медленная улыбка.
Я невольно вспоминала его человеком.
Я невольно накладывала одно лицо на другое и вновь осознавала, насколько иначе он выглядел теперь, и как мало в нём осталось той человечности.
Тот мальчишеский идеализм, упомянутый его матерью, исчез.
Обида, боль, мука, даже обречённость, которую я видела на его лице, когда он осознал, какой же на деле была его мать… всё это исчезло.
Скорее всего, та любовь, что он к ней чувствовал, тоже давно испарилась.
Может, он оставил всё это позади, когда принял решение убить её точно так же, как он разделался с моим дядей Чарльзом — хладнокровно, безо всяких фанфар, внутри камеры человеческой тюрьмы. Более холодная часть меня понимала его мотивы в обоих случаях.
Та холодная и практичная часть меня даже симпатизировала ему.
Если так подумать, та часть меня могла принять такое же решение в отношении Брика, если бы условия были подходящими. Если бы это было практичным и имело смысл, казалось правильным поступком… я могла бы решить, что сам Брик слишком опасен, чтобы оставлять его в живых.
Может, я уже не та, какой была ранее, когда считала себя человеком.
Я не знаю, что я чувствовала по этому поводу.
Я не знаю, как я относилась к себе самой сейчас.
Но я приняла её. Я приняла эту новую версию себя.
Однако какая-то часть меня испытывала печаль, глядя на Брика.
Армель, должно быть, пребывал в полном раздрае.