— Расскажи мне о голубых браслетах, — попросил Дан, отбрасывая возникшие кадры из головы.
Изумлённый Амелис поднял на него глаза:
— Это… это касается детства Ай. Когда мы были детьми, она очень хотела себе «водяные браслетики», как она их называла. Но на самом деле это круги от капель дождя в лужах. Мы с ней обсидели все лужи в деревне, но, как понимаешь, не могли поднять разводы от капель на воде. Это была её детская мечта, а я пообещал себе, что сделаю всё, чтобы добыть их ей. Почему ты так смотришь на меня?
Дан схватил друга за плечи, больно сжал их, расплескал котелок с утренним чаем. Янтарный взгляд горел огнём, но голос был спокоен и тих:
— Надо достать ей эти браслеты. Обязательно. Железно.
Амелис уж точно знал, что такое «железно», когда дело касается обязательств. Сейчас, осознав бесконтрольность ночей, блондин страдал как не в себя, ведь он может сотворить с людьми ВСЁ ЧТО УГОДНО с такой силой и такой чувствительностью.
А как этот лекарь собирается доставать круги от капель дождя???
Дан быстрым шагом обошёл палатку несколько раз, потом вернулся к костру.
— Скоро будем двигаться к городу. И я немного изменю ночное зелье для тебя. Чтобы не было этого, — и показал Амелису на его же дрожащие руки.
Айен проснулась после полудня. От своего крика.
Парни втиснулись в проём палатки одновременно. На одежде её проступали кровавые пятна.
Оба бросились проверять, что с ней, но выглядело это так, словно двое мужчин спешно раздевают девушку.
Лицо, спина, руки, ноги — всё тело было в тонких порезах, словно её посекли бритвенным лезвием.
Дан вынул из сумки порошки, Амелис обнял подругу.
«Да что же это такое! Это не я, значит это произошло с ней во сне?»
— Расскажи свой сон.
Эту фразу Амелис говорил так часто. Всю его жизнь. Он слушал её сны, любил, сочувствовал, жалел, сердился вместе с ней.
Ай покосилась на Дана, ещё никогда она не рассказывала свои сны в присутствии других людей, но парень с невозмутимым видом молча творил добро лекаря, обрабатывал ей раны, присыпая их душистыми порошками, совершенно игнорируя наготу девушки.
Почувствовав себя в безопасности, получив из рук Амелиса кружку с горячим отваром, Айен начала говорить.
— Он был такой родной, близкий, мудрый. Он пришёл к нам в дом, где я была с детьми. Мы так радовались, что он вернулся, что он любит нас. Меня. У меня был ребёнок от него. Моя дочь…
Айен не сдерживала слезы. Дан обрабатывал её раны очень аккуратно, не дыша. Амелис закусил губу и нежно сжал руки своей девочки, мол «я слушаю, говори».
— Он… приносил нам еду и конфеты. Мы не могли выйти туда, в город. Это был закрытый город. За всеми велась слежка. Я и дети не могли пройти незамеченными. Я не могла идти сквозь стены, как обычно, это было очень страшно, я словно заключенная была там, в этой бархатной квартирке, с окнами, выходящими на кирпичную стену. И вот однажды он сказал, что выведет нас оттуда. По-очереди. Сначала пошли малыши. Он увёл их. Потом средние девочки. Потом старшие мальчик и девочка. На нас были уже старые одежды и он обещал, что там, снаружи, нам выдадут чистые вещи и мы сможем жить свободно. Потом настала очередь меня и моей малышки. Я спросила: «как там дети, я же увижу их?». А он молчал, молчал, его довольное лицо было спокойно. Его руки лежали на коленях, а полы его чёрной мантии спокойно лежали на тёмно-красном бархатном ковре. «Ты не увидишь их. Они все мертвы. Они должны были умереть, я просто сделал ожидание их смерти приятным». Он улыбнулся. Я не могла поверить. Не могла поверить. Что мой любимый человек, мой дорогой человек, отец моего ребенка, по-очереди убил всё самое лучшее, что было со мной, и теперь говорит мне об этом вот так спокойно. Я не могла поверить. Что он заодно с теми, кто не верит в любовь, честность, добро. Он предал меня. Он предал доверие, любовь, нежность. Меня. Мне было так страшно. Значит он врал мне, что я не могу выйти из дома. Он врал мне, что я ничего не могу сделать без него. Мне так страшно, я сойду с ума!!