Именно по этой причине избрал Энзеля их мудрый рабби для выполнения задания, приставив к нему Лемлина, юношу преданного и всегда готового совершить добрый поступок.
— И что же велел вам ваш учитель? — продолжал Швайнсхойт допрашивать Энзеля.
— Он велел доставить оттуда святые Свитки, оставшиеся у одного доброго и честного христианина, бочара, получившего их на хранение от главы регеншпургской иешивы в злополучный день изгнания общины израильской из города. Это книги, без которых мы не можем изучать наше Святое Учение.
— И где же свитки?
— Здесь, в бочонках. Мы уложили их в двойное дно, прибегнув к этой хитрости, чтобы уберечь их от разбоя. Мы опасались не только грабителей-христиан, но и тех еврейских юношей, которые воровство книг и свитков не считают грехом.
Лемлин не переставал дивиться своему другу. Слуга подошел к собеседникам и сказал своему господину:
— Бочонки имеют двойное дно. Евреи прячут в них запрещенные вещи.
— Сейчас же проверим, сейчас же. Иди к бочонкам, Эльбрих, и раскрой их своим топором!
— Как прикажете, мейстер Швайнсхойт! — ответил слуга, вынул топор и стал, играючи, подбрасывать его и ловить на лету.
Мольбы юношей оказались бесполезны. Вид монеты, которую Энзель показал Швайнсхойту, лишь подогрел гнев последнего:
— Подлые евреи! Пройдохи! Святотатцы! Подкупить меня пытаетесь?! Вы у меня жизни не увидите!
Топор Эльбриха с силой обрушился на бочонок, висевший на боку мула. Скотина чуть не рухнула от удара. Заклепки старого бочонка разлетелись в стороны, и на свет появился матерчатый мешок, заполнявший всю его внутренность. Еще два удара топором, и бочонка словно и не бывало, а мешок вывалился на землю.
— Черт побери! Развяжите узел! Немедленно! — приказал юношам Швайнсхойт.
По знаку Энзеля Лемлин опустился на колени и принялся развязывать мешок. Через несколько мгновений все увидели пергаментные свитки и листы плотной арабской бумаги, похожей на пергамент. Они лежали одной связкой, книги, написанные ореховыми чернилами, крупным и мелким квадратным шрифтом, старые и новые манускрипты, пожелтевшие и белые.
— Святые книги, кунтресы, комментарии, — стал объяснять Энзель. — Без них мы не можем учиться, а без изучения Закона Моисеева, милостивый сударь, жизнь еврею не в жизнь. Нам легче не пить и не есть, чем не учить нашу Святую Тору.
— В нынешние времена и у нас хватает таких безумцев, — ответил Швайнсхойт, которому пришлись по душе как находка, так и правдивые слова юноши, — и их становится все больше. Издают всякую чушь и распространяют в рукописях и печати; даже разговаривают на латыни, как монахи, вместо того, чтобы изъясняться на языке своих родителей.