Эти точки зрения, однако, не взаимоисключаемые. Мы любим людей, потому что видим в них ценность, потому что нас заботит их благополучие и потому что мы хотим быть с ними. И эта любовь может представлять собой коктейль из разных чувств, вызванных действием определенных нейрохимических соединений. Однако тип любви, вдохновлявший крестоносцев, современная наука или философия не рассматривает. Точнее, не совсем так. Этот тип любви был описан за семьсот с небольшим лет до того, как Урбан произнес свою речь, и именно он лег в основу эмоционального режима, доминировавшего в Европе в эпоху крестовых походов. Чтобы понять этот режим, необходимо обратиться к личности его автора, святого Августина.
Рыдания Августина
В августе 386 года человек сидел в одиночестве в своих покоях в Милане и рыдал. Слезы лились из его глаз неудержимым потоком и падали на стол, потому что он только что прочитал нечто, изменившее всю его — и, возможно, нашу тоже — жизнь. Звали его Аврелий Августин, после канонизации в 1298 году он стал известен как святой Августин (Августин Блаженный).
С тех пор как он покинул родную Северную Африку, а на самом деле и некоторое время до этого, Августин исповедовал манихейство. Несмотря на то что сейчас манихейство не считается действующей конфессией, когда-то оно соперничало по популярности с христианством и исламом. Его влияние простиралось от атлантического побережья Европы до тихоокеанского побережья Китая. Манихеи верили, что в мире действуют две божественные силы: одна несет свет, а другая — тьму. Они постоянно противоборствуют, и в этой борьбе участвуют как земля, так и человеческие души. Вот почему существуют день и ночь, солнце и дождь; вот почему мы можем чувствовать себя хорошо, совершив что-то плохое, и ужасно, поступив правильно. Все дело в равновесии. В юности Августину ужасно нравилось воровать фрукты, поэтому манихейство казалось ему логичным уже тогда.
В 386 году Августин перестал видеть в манихействе смысл. Он больше не понимал, почему мы испытываем радость, совершая дурные поступки. Его кражи не должны были сопровождаться ощущением радости, и он знал это. Августин никогда не чувствовал себя убежденным манихеем и оставался на нижней ступени посвящения, слушателем, хотя и считался одним из самых просвещенных последователей учения. Он учился усерднее всех окружающих, впитывая малейшие подробности греческой и римской философии наравне с содержанием манихейских текстов. И это было частью проблемы. В ходе своих исследований Августин настолько увлекся Платоном, что стал считать себя неоплатоником и задумался, нет ли иного пути к Богу