Васильева тяжело сглотнула и прикрыла глаза. Её умело поймали в ловушку. Тихий, слабый шёпот почти умершего упрямства утверждал, что не стоит идти на поводу у оборзевшего друга. Но также и было понимание, что если не попробует, хотя бы раз не познает его, как женщина своего мужчину, то будет жалеть об этом остаток своих дней. Выбор уже давно совершен, ей оставалось лишь признать его и игнорировать последствия своего сумасшедшего поступка.
— Да, — прерывисто выдохнула Настя, подписывая себе приговор.
Словно окунулась в омут с головой. Она обхватила Павла ногами, с глухим восторгом ощущая, как он одним плавным движением наконец оказался внутри. Анастасия погрузила пальцы в тёмную шевелюру, притягивая Артемьева для отчаянного, немного болезненного поцелуя. Поцелуй имел оттенок безумия и горечи, при этом был жадным, ненасытным. Восхитительное ощущение наполненности окатило её ликованием и каким-то выраженным на тонком уровне счастьем. Будто это было предопределено. Словно происходящее правильно. Волшебный и долгожданный момент единения заставил позабыть обо всем на свете. Настя стремительно уносилось ввысь. С каждым сильным, резким толчком она всё ближе становилась к заоблачному удовольствию, ослепительному наслаждению.
В горле зародился хриплый крик, когда ей удалость настичь ускользающий оргазм. Вцепившись ногтями в гладкие загорелые плечи, она словно оказалась вне этой реальности, зависла в невесомости. Анастасия словно перестала существовать. Тело превратилось в сгусток живых ощущений и чувств. Васильева воспарила ввысь, прижимаясь к сильному, стройному телу мужчины, которого любила несмотря ни на что. Она стала ничем и одновременно абсолютно всем.
* * *
Понимание того, что сделала, пришло к Насте значительно позже, когда лежала в уютных объятиях Павла и пыталась восстановить дыхание. Она закрыла глаза, пытаясь отречься от реальности, но не получилось. Проснувшиеся совесть и гордость одновременно наполнили о себе. Ощущение использованности не проходило, а осознание, что она пала также низко, как и любая другая изменница, подкашивало основы её морали. Анастасия никогда не думала, что станет той, что изменит своему мужчине. Что-то внутри нашептывало ей, что Толик не являлся её мужчиной никогда, несмотря на отношения, связывающие их, но горечь от совершенного предательства никуда не делась. Наоборот, она стремительно разрасталась, поедая остатки блаженства после занятия любовью с Павлом.
Из-под прикрытых век покатилась единственная слеза. Она скатилась по щеке и упала на грудь Артемьеву, отчего тот ощутимо вздрогнул.