Вит несколько секунд молчит и даже не двигается. Наверное, сражается сам с собой: обнять? отпихнуть? утешить? съязвить? Но наконец его руки ложатся на мою спину, закрывая от холодного весеннего ветра, и я еще крепче вжимаюсь в его тело, не переставая плакать.
Боже! Как же так вышло! Как так вышло, что единственным моим утешителем и защитником стал уличный бандит? И как так вышло, что я позволила ему это все: видеть мою боль и мою слабость, обнимать меня плачущую, лечить меня простуженную, подшучивать надо мной, до лихорадочного жара сплавлять свое тело с моим длинными ночами?
Неужели я настолько опустилась? Лишилась гордости? Самоуважения?
Или наоборот, впервые за долгие годы обрела их?
По-крайней мере, я не испытываю перед ним стыда и неловкости. И даже если он – последний негодяй в этом мире, он хотя бы честный негодяй: не будет улыбаться мне в лицо и прятать за спиной нож, как делали многие и многие люди в моей жизни: от псевдо-друзей, сраженных наповал моим богатством, до собственного отца, равнодушного ко всему, кроме своих алмазных месторождений...
– Ну ладно, хватит уже реветь, у меня вся толстовка мокрая, – ворчит Вит. Я поднимаю на него глаза, а он в ответ отводит взгляд. Он снова смущен. Я принимаюсь поспешно вытирать слезы:
– Я в порядке.
– Не обязательно, – он качает головой. – Не обязательно быть в порядке и уж тем более не обязательно мне об этом врать. Просто... ну, мы же врезали ему, так ему и надо, он надолго запомнит эту встречу и в следующий раз подумает десять раз, прежде чем наезжать на тебя со своими приколами.
– Вряд ли, – хмыкаю я. – У него туго с причинно-следственными связями. Но все равно спасибо, – я приподнимаюсь на носочки, чтобы чмокнуть его в уголок губ.
– Не за что. Отплатишь, когда будем дома, – он ухмыляется и сразу как будто расслабляется: шуточки шутить для него проще, чем быть серьезным. Но я не в обиде, у всех своя защитная реакция.
– Он правда может сделать что-нибудь? Повлиять на твоего отца? Приказать ему посадить меня в подвал, например? – я морщусь, припоминая отцовские угрозы, которые тот выбрасывал изо рта, разбрызгивая вокруг, как ядовитая гадюка, свою слюну.
– Да нихрена он не может, – уверяет меня Вит. – Он строит из себя равноправного партнера и грозного босса, но на деле боится моего папашу, как огня. Нечего и думать об этом. Расслабься, киска.
– Не зови меня так, – фыркаю я.
– А как звать? – он ухмыляется. – Детка? Принцесса?
– По имени.
– Нееет, – протягивает мужчина. – Это слишком скучно.
– Тогда я буду звать тебя засранцем.