Наконец злость становится больше, сильнее меня, заполняет целиком, заливает, как вода, и я вцепляюсь пальцами в его шею в отчаянной попытке задушить его.
У меня ничего не получится – я знаю.
Но мне так хочется напугать его, сбить с толку, разбудить, расцарапав его кожу до крови... Если он думает, что я скажу ему «спасибо» за то, что вытащил из подвала, – нихрена. Лучше бы там оставил. Быть с ним в одной постели гадко, гадко, гадко...
Всего через четыре секунды я оказываюсь на его месте, прижатая за шею к подушке. Мои руки все еще скользят по его коже, но уже не дотягиваются до горла. Я принимаюсь отбиваться, пиная его ногами в пах, пытаясь ударить по лицу, выворачиваясь изо всех сил, но он опутывает меня, как гребанный паук, прижимает мои ноги коленом, вытягивает руки к спинке кровати, рычит в лицо:
– Ошалела, дура? У меня пистолет заряженный под подушкой, я с перепугу и выстрелить мог!
Вит нависает надо мной, и хватка его пальцев до того тесная и крепкая, что сдвинуть мужскую руку хоть на сантиметр нет никакой возможности.
– Отцепись! – хриплю я слабым голосом, осознавая, что погорячилась. Набрасываться на него вот так просто – это была плохая идея. Сила – на его стороне. На моей стороне должна быть хитрость.
Но Вит не торопится отпускать меня: его пальцы сжимаются на моей шее, обнаженный пресс прилегает к моему обнаженному животу, на котором сбилась и задралась футболка, а колено прижимает мои ноги к постели. Положение – ужасное. От соприкосновения кожи с кожей у меня по всему телу как будто электрические разряды. Не трогай! Не прикасайся! Я буду кричать, чертов ты ублюдок!
– Ты успокоилась? Будешь еще драться? – невозмутимо спрашивает Вит, обдавая мое лицо своим дыханием.
– Не буду, – ворчу я. – Отпусти.
Он наконец отцепляется, и я сажусь в постели, принимаясь потирать шею: вчера туда воткнули иглу, а теперь вообще чуть не задушили.
– Больно? – спрашивает Вит.
– Да какое твое собачье дело, – морщусь я.
– Так больно или нет? – спрашивает он опять. Мне кажется, или он закатывает глаза? Пффф. Что, раздражаю я тебя, такая истеричная дура? Так и ты мне не больно нравишься, гангстер недоделанный.
– Больно, – сообщаю сухо.
– Иди сюда, – он подманивает меня пальцем. Ага, размечтался.
– Обломись.
– Иди сюда, я сказал, – повторяет он, и голос звучит уже тверже. Я вспоминаю: хитрость! Может быть, притвориться, что я смирилась? Что я согласна и жить с ним, и замуж выйти? А как только он и его папаша ослабят хватку – ноги в руки и бежать, бежать, бежать на другой конец света!