Почти тотчас же к нему был введён один из гонцов, присланный его братом Вингалой, осаждавшим тогда Штейнгаузенский замок.
Кроме этого известия, брат прислал и другое, в высшей степени важное: один из уцелевших комтуров ордена, Генрих Плауен, успел добраться до Мариенбурга, наскоро собрал гарнизон, сжег форштадты, затворился в крепости, день и ночь ведёт оборонительные работы.
Это известие было так важно, что Витовт немедленно бросился к Ягайле, но тот, по обыкновению был в часовне и слушал первую обедню. На этот раз приказ был ещё строже, и Витовту показалось, что королевские телохранители, стоявшие на страже у входа в часовню, смотрели на него гораздо высокомернее, чем прежде.
Особенно один из грюнвальдских героев, храбрый витязь, по имени Черный герба Сулимчик, окинул его с головы до ног чуть ли не презрительным взглядом. Так могут смотреть зазнавшиеся слуги властителя на его покорных вассалов.
— Мне необходимо сейчас же видеть короля и брата, — сказал Витовт, желая проникнуть в походную часовню, но Сулимчик с решительным видом стал перед полотняным пологом.
Эпизод осады Мариенбурга
— По приказу его величества короля, в часовню никто не войдёт, разве через наши трупы!
— Ты молодец, храбрый витязь! — сказал Витовт, — чтобы решаться говорить подобные слова мне, великому князю литовскому и брату короля, — я имею право входа во всякое время.
— Этот приказ отменён его величеством королём! — решительно отозвался Сулимчик.
— Быть не может? Когда? — вспыхнул Витовт.
— Не знаю, ставя на стражу, мне это передал сам краковский пан.
— Вот как, — проговорил тихо Витовт, — ну так ты сам скажи, от моего имени королю, когда он кончит молиться, что я, великий князь литовский, получил важные известия и немедленно выступаю со своим войском к Мариенбургу.
Сулимчик вспыхнул.
— Но ваша светлость, его величество король и вся Рада решили вчера на военном совете, что выступление через три дня.
— То решила ваша Рада, а то решаю я, государь Литвы и Руси, со своей собственной радой — через два часа поход! Так и доложи.
Витовт гордо вышел, оставив Сулимчика и двух его товарищей в остолбенении. Они не знали, что делать. Вход в часовню был строжайше возбранён, когда король слушал обедню. Порой она затягивалась до полудня, а литовцы выступали немедленно, вопреки постановлению великой Рады.
Надо было на что-либо решиться. Они все трое были вчера на Раде и знали, что решено было не пускать литовцев вперёд, а теперь это главное постановление нарушалось.
Сулимчик, смелее других, хотел было взойти в часовню, но, вспомнив строжайший наказ «краковского пана», остановился на полпути.