Между тем, из литовского лагеря, словно вой стаи волков, стали доноситься звуки рогов. Шум медленно рос. Весь лагерь был на ногах, а Ягайло всё молился. Из часовни доносилось пение ксендза и трёх клириков да звон бубенчиков, пришитых к ризам священнослужителей; очевидно, вторая обедня началась вслед за первой, без перерыва.
Вдруг из-за полога походной часовни показалась голова Олесницкого, королевского секретаря.
— Что там за шум в стане? — спросил он шёпотом у Сулимчика.
— Важные вести: великий князь Витовт выступает со своими литвинами к Мариенбургу.
— Как выступает? Быть не может, ведь он знает решение панов Рады!
— Он сейчас был здесь, хотел видеть его величество короля, я не смел ослушаться наказа светлейшего пана краковского. Он уехал больно гневен…
— Збигнев! — послышался из-за полога голос самого Ягайлы. — Как смеешь ты мешать мне слушать обедню?
Олесницкий бросился к королю. Он хотел тотчас доложить ему об уходе войска Витовта, но король был снова так занят молитвой, что только указал ему на место рядом с собой на скамье и продолжал шептать слова латинской молитвы, даже не понимая их содержания.
Эктения кончилась. Между двумя возгласами патера король соблаговолил обратиться к своему секретарю с коротким вопросом: что случилось?
Олесницкий быстро, но точно передал то, что узнал от Сулимчика.
Король, казалось, не придал никакого значения этому известию, он продолжал молиться и бить земные поклоны. Глаза его, устремлённые к алтарю, казались исполненными самого высокого религиозного фанатизма.
Обедня кончилась. Не торопясь, приложился король к кресту и ленивой походкой вышел из каплицы. У самых сеней, или, вернее, первой палатки, служившей преддверием походной церкви, стояли несколько человек высших воинских начальников польского войска. Большинство их собралось, чтобы получить распоряжения как действовать теперь в виду ухода Витовта и его войска.
Многие, и в том числе сам Зындрам Мошкович, были того мнения, что надо во что бы то ни стало удержать или даже вернуть литовцев, и с этой целью выстроили часть своих знамён в боевой порядок.
Но вот вышел король. Он шёл, потупившись, словно не обращая ни на кого внимания. Вдруг он остановился в нескольких шагах от главнокомандующего.
— Зындрам! — совершенно спокойно и естественно проговорил он. — Вели трубить сбор. Через час мы выступаем.
— Куда, государь? — невольно воскликнул Зындрам.
— А во след за моим братом и союзником, под Мариенбург, не давать же литовцам и Руси одним сорвать ветку победы.
— Всем войскам прикажешь выступать, государь? — спросил престарелый герой, который и вчера на раде отстаивал необходимость немедленного наступления.