— И всё же, — не поднося бокал к моему, отпил глоток. Я сделала то же самое. К столу снова подошла официантка и выставила тарелку с нарезанными крупными ломтиками томатами, несколькими веточками базилика и чем-то… Напоминающим не то лапшу, не то просто тонкие полоски в густом сливочном соусе.
— Страчателла, — отпив ещё глоток, Вик поставил бокал на стол. Взял вилку и, намотав на неё немного этой самой страчателлы, снял губами. Вот же дьявол… Глядя на него, я отпила побольше. Когда же он поднёс эту самую страчателлу к моим губам, приоткрыла их и едва не застонала от удовольствия. Сыр… мягкий сыр в сливочном соусе. Тающий во рту, слегка солоноватый, он прекрасно дополнял вино.
— Я знал, что тебе понравится, — пальцем он коснулся уголка моего рта. Провёл, слегка нажимая. — Сливки… — чернота зрачков и серебро радужки.
Поспешно допив бокал, я заставила себя собраться.
— Не стоит так делать.
— Почему? — он улыбнулся теперь уже заметнее. Долил мне вина и, достав мои приборы из салфетки, подал мне вилку. — Итальянцы любят вкусно поесть. А ещё им нравятся красивые женщины.
— Как вижу, некоторым итальянцем нравится не только раздевать красивых женщин, но и одевать их.
— Заметь, для того, чтобы раздеть женщину, её нужно вначале одеть. Должен же это кто-то делать.
Теперь улыбнулась и я. Небрежность, с которой Вик сказал это, была такой же, с какой он делал и всё остальное. Ещё одна крупная виноградина оказалась в его пальцах. Он подал её мне.
— Виноград больше подходит к твёрдым сырам, но мне нравится его сочетание и со страчателлой. Оно немного необычное.
— Тебе нравятся необычные сочетания, — ступила на тонкий лёд. Говорить о том, что я видела в запретной для меня комнате было опасно, но молчать я не могла. — Так? Тебе нравится разрушать границы, — уже с утверждением.
— Мы не будем обсуждать это, Марин.
— Почему? Те эскизы, которые я видела…
— Мы не будем обсуждать это, — жёстко, ясно давая понять, что, продолжая, я ничего не добьюсь.
Между нами повисла пауза. Я пригубила вино, только теперь отдавая себе отчёт в том, насколько оно прекрасно: мягкий, окутывающий вкус, как и голос Виктора Марчелло, походил на бархат. В букете чувствовались терпкие, с запахом чернослива и дерева нотки. Крепкое, оно не было ни кислым, ни горьким. На столе перед нами оказалась небольшая пицца. Запах свежего хлеба, масла, молока, пряностей…
— Давай поужинаем, — настроение его изменилось. Он не был зол, не был замкнут, но упоминание о границах, комнате, даже намёк на это, послужили для него чем-то… Словно бы я погладила кошку против шерсти. В данном случае — матёрого кота.