— У Серого есть сын?
— Да, и он сказал мне имя, — прошептала она, ее ладони дрожали. Я шагнул вперед и обнял ее.
— Какое? — едва слышно спросил я.
— Люкен, — прошептала она.
Я напрягся и выругался под нос.
— Бастард из Люмьера — сын Серого?
— Не зови его так, — рявкнула она.
— Они так его зовут, а не я.
Я отодвинулся, чтобы посмотреть на нее.
— Люкен не знает, да? — спросил я, зная, что так и должно быть.
— Не знает. Потому я знаю, что он на нашей стороне. Он сделает все ради Родеса, Розамонд и Брэлинн. Он не Серого. Но я не хочу, чтобы кто — то еще знал и смотрел на него по — другому. Я не хочу недоверие в наших рядах. Если оно проникнет, мы станем слабее, чем уже есть. И я не хочу, чтобы Люкен ненавидел себя еще больше, чем он ненавидит себя за то, что не смог защитить Брэлинн.
— Но ему придется узнать, — сказал я, ненавидя себя за то, что упоминал это.
— Да, но сначала нужно понять, кто его мать.
Я приподнял брови.
— Разве его не растила его мать? — спросил я, пытаясь вспомнить, что я знал о прошлом Люкена.
— Его растила женщина, которую он считал своей матерью, но Серый сказал, что его мама — та, кому мы не можем доверять, и мы ее знаем, — Лирика посмотрела на меня и сглотнула. — Мы должны опасаться его матери, но я не знаю, где начинать ее поиски.
Я слушал, как она рассказывала мне о том, что случилось у Серого, кивал и прижал ее к себе, пытался сосредоточиться.
Среди нас был предатель, который был на стороне Серого. И у нее был сын от него. Она выбрала свое направление? Или она была еще одной преградой, оставленной нам Серым?
Я не знал, но нам нужны были ответы.
— Я не хочу больше говорить об этом, — мягко сказала Лирика. Я посмотрел на нее и увидел жар в ее глазах. Я нежно поцеловал ее, а потом сильнее, а потом еще сильнее. — Заставь меня забыть, хотя бы на ночь, — попросила Лирика, и я кивнул, поцеловал ее снова и повел к кровати. Мы уже это делали, и я знал, что у нас было больше, чем я мог представить.
Мы любили друг друга — ладони на коже, нежные прикосновения губ — и я знал, что этот перерыв в хаосе, миг покоя для нас двоих мог быть последним.
Потому что, хоть мы оба достигли блаженства, пока сливались страстно и с жаром, я знал, что нас ждал мир снаружи.
Мы воевали, и жертвы придется делать. Но женщина в моих руках, Жрица в моей постели, которая прижималась ко мне так же, как я, не было сном.
Это не будет концом для нас.
Мы снова соединились, жаждали друг друга, и я знал, что это мог быть последний миг вместе. Хотя в идеальном мире это было бы только начало.
Глава десятая