Я поняла, что такой вот козой, которая давила всю радость на корню, и был Алик…
Лучшего вечера не было в моей жизни! Мы сидели в кафе, а не заглядывали с сожалением в окна. Мы ничем не хуже всех этих расслабленных, весело болтающих людей. И пусть я не знаю, когда еще мы выберемся, но сейчас мы тоже отдыхаем.
Полюбившееся Мишке манговое мороженое нашлось и здесь. Я взяла себе фисташковое. С удовольствием слупила его, чуть не вылизав вазочку. И только потом вспомнила, что это гад Подгорский приучил меня к фисташкам. С ним я впервые попробовала и распробовала эту прелесть. Мягкие, с нежным, сладковатым, почти сливочным вкусом. Когда жили с мамой, денег не хватало на такие изыски. А Клим, хоть и был богат, как старый Крот, но не считал нужным покупать «мындури», как он говорил. Все качественное, сытное и полезное. А Макс так умилился тому, что я никогда не пробовала их!
– Это не просто орехи. Вкусные и полезные. Их очень ценят на Востоке. Даже фестивали проводят. Китайцы вообще называют фисташки «орехами счастья». Приоткрытые скорлупки напоминают улыбку. И кстати, их собирают только на закате солнца. Потому что днем они источают такое количество эфирных масел, что у рабочих кружится голова и они могут потерять сознание.
Он обнял меня и зарылся носом в мои кудряшки.
– Как у меня от тебя кружится голова, и я боюсь потерять сознание. И если б ты не была уже Малинкой, ты б стала Фисташкой.
Я чувствовала себя невозможно счастливой. Макс казался мне таким взрослым, знающим. И что особенно приятно – в нем не было ни капли барской заносчивости или снисходительности. Наоборот, он был очень внимательным и заботливым. И сам, как ребенок радовался тому, что может меня чем-то порадовать.
– Малинка, ты у меня такая неискушенная! Просто чудо какое-то! Так приятно, что я могу тебя бесконечно удивлять. Так и хочется составить список всего того, что ты не пробовала и не делала, и по одному вытаскивать и любоваться твоим сияющим взглядом и детским восторгом.
Вот стоило только чуть-чуть расправить крылышки, как душа тут же обнаглела и запросила «сладенького» – воспоминаний о счастливых моментах. И как ни горько это признавать, самые сладкие из них связаны только с Максом. И самые горькие – тоже с ним. Получился грустный каламбур.
Очевидно, я так замечталась, что и на лице это отразилось.
– Мам, ты такая красивая, когда не грустишь! – опять Мишустик меня удивил. Он всегда подмечал мое состояние. Правда, не знал такого понятия как озабоченность и заменял его на грусть.
– Солнышко, когда не грустят, все красивые, – я вздохнула, потому что состояние безмятежности и удовольствия мне редко получалось испытать. Только когда играла с сынулей. – Ну что, пошли? А то завтра у нас трудный день. Ты побудешь в нашей новой комнате, пока я не вернусь. И пообещаешь, что никуда- никуда не будешь выходить. Я тебе оставлю еду, но ты тарелки не мой. Хорошо?! А ты пока почитаешь, поиграешь. Мне расскажешь, что прочитал.