— Я же сказала перед выходом, что вы всегда на меня можете рассчитывать, — уже с явным раздражением сказала Аня. — Ярослав, шутка затянулась. Верни все как было, пока Роман не проснется, а то…
— А то что? Он очень рассердится? Вот и проверишь, кто ему больше нужен: ты или то, что у тебя было.
Мы как раз доехали до купола, и Серый уже притормозил рядом. Тимофей с интересом осматривался. Я же не отрывая телефона от уха, привычно вынес очередные подслушивающие устройства от Императорской гвардии.
— Ярослав, верни мне мое! — уже орала в телефон Аня.
— С чего оно вдруг стало твоим? Тебе дали попользоваться, а теперь тебе придется привыкать к мысли, что дали, но больше не дадут.
Я проделал в куполе разрез и шагнул туда первым, разговор сразу прервался. Расстроило ли это меня? Нет. Все равно ничего, кроме угроз и истерик, не будет.
— В ЧС ее брось, — посоветовал Серый. — Она еще долго не успокоится.
— Номер сменить не проблема, — заметил я. — Но Ермолина меня беспокоит куда меньше Глазьева, который пока ничего не знает.
— У всех свои сюрпризы по утрам, — философски заметил Тимофей, оглядываясь по сторонам. — Неприветливая обстановка.
— Неприветливая — это в особняке, — хохотнул Серый. — Да и то только, если с Ярославом идти на второй этаж.
Полковник Ефремов нервно расхаживал в приемной Его Императорского Величества. Секретарь неодобрительно на него поглядывал, но замечаний не делал, поскольку никак не мог определиться, вызвали полковника, чтобы разнести в пух и прах, похвалить ли, или просто проконсультироваться. Последнее наиболее вероятно, поскольку государь император довольно часто приглашал кого-нибудь из Императорской гвардии для консультации, но секретарь своей пятой точкой, служившей ему лучше любого артефакта, усиливающего интуицию, чувствовал, что о консультации речи не идет. Но и на разнос не похоже: император скорее выглядел задумчивым, чем злым. Но причина его задумчивости секретарю была даже близко не понятна. Короче говоря, он всю голову сломал в попытках догадаться, что же послужило причиной для срочного вызова.
Полковнику Ефремову точно так же причина вызова была непонятна. Поэтому он и мерил шагами приемную: в движении ему всегда лучше думалось. Но сколько он ни двигался, косяков за собой не находил, как и причин для срочной консультации императора о чем-либо. Ничего особенного в последнее время не происходило, все шло в штатном режиме. Разве что лишились одного из тренировочных полигонов? Так Ефремов льстил себя надеждой, что об этом полигоне император не знал, иначе задал бы несколько неприятных вопросов куда раньше. Или раньше он предпочитал делать вид, что не знает? Не мог же он не оценить элегантности решения: одним выстрелом убивалось сразу два зайца — уничтожался опасный преступник и одновременно создавалась тренировочная тварь? Или мог?