– Ну все-все, хорош баловать их, – сказал дед. – Так про что я говорил-то, – сбился он, почесывая бороду. – А, ну дак как мы с Санычем песок с карьера воровали.
– А кто такой Саныч? – с набитым ртом спросил Костя, раздумывая, влезет в него еще одна добавка или нет.
– Так батюшка нашенский, он провожал тебя. Отец Александр, – напомнил дед Митя и, выудив из треников пачку Беломора, прикурил себе папиросу.
Бабушка пока, не дожидаясь результата Костиных раздумий, положила ему еще добавки, рассудив, что домашней живности слишком много досталось.
– А зачем вы с ним песок воровали? – сильно верующим Костя не был, да и не мог быть, учитывая октябрятско-пионерское детство и комсомольскую юность. Но зачем божьему человеку в принципе что-то воровать, у него в голове плохо укладывалось.
– Так раствор мешать, цемент. Колокольню-то видел? – спросил дед Митя, кивнув себе за спину. Та была видна из любой точки деревни, поскольку была не только высокой, но еще и стояла на холме.
Костя кивнул, но понимания у него не прибавилось.
– Ну тут нашелся один местный, как их там сейчас называют, бизьнесьмен? Грехи говорит, замолить хочу, богоугодное дело сделать, давайте вашу церковь с колокольней восстановим. Тыщелетие крещения Руси недавно было, говорит. Ну дал денег отцу Александру, тот заказал в церковь резной алтарь, то-се, а это дело дорогое и небыстрое. И хлопнули бизьнесьмена, что поделать. Нету больше денег, а уж раз начали, надо продолжать. Ну вот мы с карьера песок и воровали, все дешевле, чем покупать, – рассудил дедок.
– Я могу помочь, если надо, – вызвался он, конечно, не из каких-то религиозных соображений, а из понимания, что сидеть все лето на шее у бабки с дедом, как в детстве, совесть ему уже не позволит.
– Успеется ещё, – повторила за мужем бабушка. – Расскажи лучше, как дома дела? Родители живы-здоровы? – она дождалась момента, когда даже по её меркам внук выглядел сытым.
Костя пожал плечами, вздохнул.
– Вроде все нормально. Ну, мать, конечно, психует из-за того, что я из института вылетел. Отец говорит надо в армию идти. Она в слезы тут же. У них как-то все не ладится, я устал от их ругани, если честно, – признался он.
В лицо Косте бабушка Люба критиковать его мать не хотела, но по тому, как поджались ее губы, он понял, какие слова она держит в себе. То, что мать им не нравится, Костя знал всегда.
– Как же так с институтом-то получилось? – бабушка сменила тему. – Восстановиться нельзя?
– Я завалил зимнюю сессию и к летней меня не допустили, – вздохнул Костя. – Да и подумал… не мое это. Что толку мучиться пять лет, когда мир рушится. Может, отец прав, отслужу, определюсь, чего в жизни хочется, поступлю потом еще куда-нибудь.