Свидетель века Виктор Гюго (Толмачев) - страница 10

Июльская революция 1830 года, свергнувшая монархию Бурбонов, нашла в Гюго горячего сторонника. Памяти героев, погибших на баррикадах, прославленных участников революции он посвящает поэму "К молодой Франции" (1830), стихотворение "Гимн" (1831). Несомненно также, что и в первом значительном романе Гюго "Собор Парижской Богоматери", начатом в июле 1830 и "законченном в феврале 1831 года, также нашла отражение атмосфера общественного подъема, вызванного революцией. Жена Гюго Адель писала в этой связи в своих воспоминаниях: "Великие политические события не могут не оставлять глубокого следа в чуткой душе поэта. Виктор Гюго, только Что поднявший восстание и воздвигший свои баррикады в театре, понял теперь лучше, чем когда-либо, что все проявления прогресса тесно связаны между собой, что, оставаясь последовательным, он должен принять и в политике то, чего добивался в литературе". Еще в большей степени, чем в драмах, в "Соборе Парижской Богоматери" нашли воплощение принципы передовой литературы, сформулированные в предисловии к "Кромвелю". Начатый под гром революционных событий, роман Гюго окончательно закрепил победу демократического романтизма во французской литературе.

Как и в, драмах, Гюго обращается в "Соборе Парижской Богоматери" к истории; на этот раз его внимание привлекло позднее французское средневековье, Париж конца XV века. Интерес романтиков к средним векам во многом возник как реакция на классицистическую сосредоточенность на античности. Свою роль здесь играло и желание преодолеть пренебрежительное отношение к средневековью, распространившееся благодаря писателям-просветителям XVIII века, для которых это время было царством мрака и невежества, бесполезным в истории поступательного развития человечества. И, наконец, едва ли не главным образом, средние века привлекали романтиков своей необычностью, как противоположность прозе буржуазной жизни, тусклому обыденному существованию. Здесь можно было встретиться, считали романтики, с цельными, большими характерами, сильными страстями, подвигами и мученичеством во имя убеждений. Все это воспринималось еще в ореоле некоей таинственности, связанной с недостаточной изученностью средних веков, которая восполнялась обращением к народным преданиям и легендам, имевшим для писателей-романтиков особое значение. Впоследствии в предисловии к собранию своих исторических поэм "Легенда веков" Гюго парадоксально заявит, что легенда должна быть уравнена в правах с историей: "Род человеческий может быть рассмотрен с двух точек зрения: с исторической и легендарной. Вторая не менее правдива, чем первая. Первая не менее гадательна, чем вторая". Средневековье и предстает в романе Гюго в виде истории-легенды на фоне мастерски воссозданного исторического колорита.