О присоединении Боснии и Герцеговины к Австрии (Толстой) - страница 9

VIII

Христианство, как оно проповедано было Христом, не могло быть принято большинством языческих народов, потому что оно разрушало языческую жизнь порабощения большого числа малым. Тогда церковные учителя так переделали христианство, соединив его с грубым еврейским учением, что оно подладилось под язычество и стало главной поддержкой старого строя жизни. Люди, самые лучшие, просвещенные люди, сначала поддались этому обману, но потом понемногу стали понимать, что они обмануты, и озлобились на христианство, переодетое в церковные одежды, и возненавидели его так, что, когда истинное христианство стало понемногу снимать с себя чуждые ему одежды, обманутые им люди, помня все то зло, которое оно причинило им, продолжали отвергать христианство, не признавая его в его истинном значении, а понимая под ним церковное христианство. Учение Христа было учение любви, не допускающей никакого насилия и ни в каком случае. Таково оно было всегда, и так оно было понято при его появлении. Самая простая, доступная всем истина, выраженная христианским учением, была в том, что людям выгоднее жить, подчиняясь закону любви, чем подчиняясь закону насилия. Истина эта была так неопровержима для разума и так свойственна душе человека, что люди, узнавшие эту истину, не могли не признать ее. Когда же учение было принято, но жизнь продолжала идти по-прежнему, противному открытой истине, закону насилия, и не могла сразу измениться соответственно истине, заключавшейся в учении, то люди, те, которым прежний, старый строй жизни казался более выгодным, чем следование учению, - те самые люди, которые имели власть над большинством, властители и духовенство, стали изменять учение, приурочивая его к грубому, древнееврейскому так, чтобы оно не противоречило существующему устройству. И жизнь людей, номинально принявших христианство, несмотря на отрицание христианством всего того, на чем основывалось все прежнее устройство: и государственных, и международных, и экономических условий жизни, продолжала идти по-прежнему. Сначала догматы, таинства, обряды, придуманные церковью для скрытия сущности учения, удовлетворяли религиозным требованиям людей христианского мира, но чем больше усложнялась жизнь, основанная на насилии, христианских народов и рядом с этим усложнением, чем все больше и больше распространялось просвещение, тем все меньше и меньше могли церковные теории удовлетворять религиозным требованиям людей, и дело дошло наконец до того, что людям, признававшим себя христианами, пришлось избирать одно из двух: признание истины, определяющей смысл человеческой жизни, и вытекающее из него руководство, в одном из разных, несовместимых с совестью и здравым смыслом, спорящих между собой, церковных, называющих себя христианскими учений, или признать основой жизни и руководства поведения существующее устройство жизни, а христианскую религию и вообще всякую религию признать ненужным и только затруднительным громоздким усложнением. И христианские народы, большинство их, - одни явно, другие неявно - избрали второе. И вот это отсутствие всякой религии среди людей христианского мира и привело их к тому - несомненно временному - дикому состоянию, в котором они теперь находятся.