Так и с пропуском в оперчасть в изолятор было не пройти; шлюз контрольно-пропускного пункта был забит родственниками арестованных, пришедших на свидание. А поскольку вход в изолятор один, для следователей и для прочих, пришлось битый час топтаться перед дверью. Наконец нас впустили, но выйти из шлюза оказалось не так-то просто, какой-то милиционер, вошедший вместе со мной, полчаса возился, сдавая постовому свой пистолет и пейджер. Сначала он долго не мог понять, чего от него хотят, потом, когда наконец понял, что оружие и средства связи надо сдать, стал спорить:
— Да я не в следственные кабинеты иду, а в спецчасть, зачем сдавать?
— Я человек маленький, — бесстрастно отвечал постовой, — хоть в туалет.
Есть приказ, извольте сдать.
Этот скандальный милиционер у меня уже. сидел в печенках. Я подумала, что сейчас разоружу его сама, но он наконец сломался и стал вытаскивать из кобуры пистолет, а из чехла — пейджер. И еще добрых десять минут они с постовым базарили, чтобы он пистолет разрядил, а пейджер выключил…
— Что ж ты, мать, заранее не предупредила? — посочувствовал Леша Симанов, наливая мне чай. — Ты же видишь, какой сумасшедший дом в следственных.
Давай я тебе на завтра кабинет займу.
— Давай, — согласилась я.
— Черт побери, — пробормотал Симанов, роясь в ящиках стола, потом поднялся и стал рыться в сейфе. — Маш, извини, сахара нет, кончился. Опять Григорец упер. И попросить не у кого, сегодня с обеда никого нет, я один в лавке остался.
— Да брось суетиться, Леша, я пью без сахара.
— Ага, все вы пьете без сахара, а он потом кончается. Горчаков ваш тут заходил чаю попить, положил пять ложек. Я ему говорю — не боишься, что кишки слипнутся? А он отвечает — а я не размешиваю, чтобы несладко было.
В тесный оперской кабинетик заглянула женщина в белом халате.
— Алексей Степанович, вот справка по Кулибабе. — Она бросила на стол бумагу и удалилась.
Симанов уткнулся в справку и хмыкнул:
— Вот как хочешь, так и понимай. Этот Кулибаба, сидючи в камере, просил присвоить ему группу инвалидности, ему отказали, и он в знак протеста объявил голодовку. Вот медицинская справка: вес при поступлении — шестьдесят один килограмм, вес после голодовки — шестьдесят три килограмма.
— Напрашивается версия, что он от голода распух, — грустно сказала я, вертя ложечкой в стакане.
— Скорей всего. А ты чего такая кислая? Проблемы?
— Наказали меня, теперь до Нового года без денег буду сидеть.
— Выговор? — понимающе спросил Симанов.
Я кивнула.
— Ну и плюнь. Ничего смертельного. Ты же знаешь: ну, накажут, но ведь не уволят. Ну, уволят, но ведь не посадят. Ну, посадят, но ведь не расстреляют.