— Да! Сейчас! Никто его не импортирует, это мне привезли из-за границы, а я от сердца оторвала. Между прочим, эти бутылочки стоят, как половина «мерседеса».
— Ой! Может, тогда не надо? — перепугалась я.
— Надо, — жестко сказала Регина. — Заодно поддержишь разговор. Ты, кажется, когда-то расследовала дело про хищение вина.
— Да не вина, а коньяка.
— Ты ж коньяк не пьешь.
— Вот именно. Нашли во всем городе одного следователя, который коньяк не пьет, и дали мне это дело.
— Напомни, в чем там была проблема, — деловито отозвалась Регина, расставляя на столе тарелки и бокалы и всовывая полотняные салфетки в смешные керамические кольца в виде свинок.
— Это намек? — спросила я, кивая на кольца.
— В каком смысле? — удивилась Регина.
— Знаешь анекдот про то, как лиса вышла замуж за волка и у них родился поросенок?
— Не-ет…
— И волк ее выгнал. Идет она по лесу, плачет, а навстречу ей медведь.
Что, мол, ты плачешь, лисонька? Она рассказала, медведь ей — ну, не плачь, я на тебе женюсь. И женился. И у них родился поросенок…
— Ну?
— Мораль: все мужчины — свиньи.
— Правильно, — без улыбки сказала Регина. — Все мужчины свиньи. Так что там с коньяком?
— Ничего. Милиционеры, которые охраняли подъездные пути винзавода, вступили в сговор с проводником, сопровождавшим коньяк. Проводник привозил две цистерны по четырнадцать тысяч литров каждая для разлива на винзаводе, и по дороге тысячу литров продавал. А чтобы сдать продукт по количеству, крепости и сахару, разбавлял оставшееся ослиной мочой…
— Ослиной мочой?!
— Ну, образно говоря: доливал четыреста литров воды, причем отнюдь не дистиллированной, триста литров хлебного спирта и триста литров домашнего вина.
— Та-ак, — протянула Регина, раскладывая на тарелке нарезанное холодное мясо, — а нам это потом разливали в бутылки? И продавали по девять восемьдесят?
— Вот-вот. Ты еще помнишь?
— Помню. Коньяк тогда был валютой, я этих бутылок покупала несметное количество для взяток.
— Каких взяток, Регина?
— Каких-каких… Доктору зубному и гинекологу, в детсадик воспитателям, в магазин, в жилконтору… Ну, так и что там с коньяком?
Я вспомнила это неординарное расследование и развеселилась. Когда мне поручили это дело, я была молодым следователем и, что там говорить, человеком без жизненного опыта. Зато уже тогда прекрасно знала, что ни в коем случае нельзя использовать изъятое по делу имущество, чем несказанно огорчала работавших по делу оперов Управления по борьбе с хищениями соцсобственности. За то время, пока изъятый коньяк в десятилитровых бутылях и кислородных подушках (так удобно было через штуцер из цистерны напрямую закачивать) находился в Управлении, он был изрядно разбавлен водой из-под крана. А вот когда вещдоки перекочевали в прокуратуру, живительный источник иссяк. Очередной ходок из УБХСС, возвращаясь из моего кабинета с пустой пластмассовой канистрой, горько посетовал в коридоре: «Да, с Машей каши не сваришь…»