Зое он, естественно, рассказать об этом не мог, так как не хотел расстраивать ее частым упоминанием о жене, без чего этот рассказ был бы лишен красок и смысла.
Мы с ним еще обсудили Ленкино долготерпение, Зойкино благородство, мою неприкаянность, странную осведомленность всего юридического сообщества нашего района об интимных подробностях моей жизни, после чего разговор плавно перетек на установление личности гражданина, скрывавшегося под именем Белоцерковского. Выяснилось, что роковое количество водки было выпито не зря, определенные сдвиги в процессе установления личности произошли. Вернее, мы с Лешкой сошлись на том, что этот процесс начался с другого конца: мы еще не знали, кто он на самом деле, но теперь уже точно можно было сказать, что убиенный не являлся Белоцерковским.
Эксперты подтвердили, что документы подделаны, мало того, что переклеена фотография, так еще и внесены изменения в данные. Человек с такими данными, как указано в документах, в Петербурге не зарегистрирован. По месту регистрации, значившемуся в паспорте, о гражданине Белоцерковском никогда в жизни не слышали. Джип, на котором “Белоцерковский” приехал к месту своей смерти, по номерам не существует. Однако номер двигателя совпал с данными машины, угнанной три месяца назад от универмага “Московский”.
Лешка сказал, что Кужеров, принимавший вчера деятельное участие в культурно-массовой жизни РУВД, клятвенно заверил, что сегодня выдвигается прямо с утра в морг катать пальчики трупу “Белоцерковского”. Может, эксперты еще установят, какая фамилия значилась в документах до того, как они подверглись травлению.
— Не поняла, — удивилась я. — Я же его послала в больницу, мне нужны отпечатки пальцев Селько, это единственный еще живой потерпевший.
— Этот потерпевший тоже показаний не дал? — спросил Лешка.
— Куда там, — вздохнула я. — Жена сегодня была, говорит, повреждена кора головного мозга. Все, он уже растение. Но мне интересно, где Фужер…
Поскольку с утра за время, прошедшее у меня в допросах спутниц жизни потерпевших, Кужеров мог даже пешком дойти до морга и вернуться обратно, я принялась звонить ему в отдел. Но не успела я выругаться, слушая длинные гудки, как Кужеров явился в прокуратуру собственной персоной. Он помахивал папочкой с дактилокартой трупа и жаждал поведать нам о важных наблюдениях, сделанных им в последнем пристанище “Белоцерковского”.
— Понимаете, друзья, мне жмурика выкатили из холодильника на каталке, и у него рот раскрылся. Я случайно туда заглянул. У него пломба стоит зоновская.