Отстранившись от Сашки, я для порядка спросила, когда он собирается на мне жениться.
Сашка робко ответствовал, что хотел бы сделать это тридцать первого декабря. Я хмыкнула: — “Уточни, какого года?”
— Не надо делать из меня монстра, — обиделся Сашка.
— Учти, если ты опять собираешься задвинуть эту тему лет на пять, я не пойму, — предупредила я со смехом.
— На четыре, — серьезно ответил Стеценко, и мы оба прыснули.
А как только наладилась моя личная жизнь, мною овладел страстный воспитательский зуд.
— Гоша! — крикнула я, поскольку ребенок подозрительно задержался с вопросом об ужине.
Послышалось шарканье тапочек — это мое юное чадо, еле волоча ноги, прибрело на кухню.
— Почему ты шаркаешь? — строго спросила я.
— Началось, — невнятно пробормотал Гоша, глядя в сторону.
— Что ты бубнишь? — продолжала я. — Говори четко.
— А я ничего не говорю, — так же невнятно отвечал ребенок.
— Ты уроки сделал?
— Почти, — был дан ответ.
— Что значит “почти”?
— Ну, в кровати почитаю историю.
— А что, только историю задали?
— Ну… Я утром прочитаю литературу, а математику сделаю на перемене.
— Гоша, — расстроилась я. — Ну как ты не понимаешь, что уроки надо делать не ночью и не на перемене, а на свежую голову?
— А зачем?
— Чтобы знания получать! Ты же в школу ходишь не только потому, что я тебя заставляю, а потому, что тебя там учат тому, что должен знать человек.
Ребенок бросил на меня взгляд, в котором явственно читалось, что в гробу бы он видел эту школу, если бы его не заставляли туда ходить, и что все, что должен знать человек, он вполне в состоянии почерпнуть из игры в “Плейстейшен”. Я засмотрелась в эти ясные глаза, вспомнила страшных убийц и бандитов, которые писали мне письма из колоний, приходили повидаться со мной после отсидки, уверяли в том, что, общаясь со мной, многое поняли и загорелись желанием стать лучше… И осознала, что мои подследственные — просто благодарный материал для воспитания по сравнению вот с этим чудным мальчиком из, смею надеяться, интеллигентной семьи, родной кровиночкой, которому хоть кол на голове теши — в одно ухо мои правильные слова влетят, в другое вылетят.
Гошка, видимо, уловил перемену в моем настроении. И будучи, так же, как и я, человеком абсолютно неконфликтным, ненавидящим состояние холодной войны, тут же принял меры к смягчению обстановки, в силу своего разумения:
— Ма, я учусь, как могу. Может, мне тяжело хорошо учиться.
— А ты не пробовал, — саркастически заметила я.
— Пробовал. Ты не учитываешь, что с того времени, как ты была школьницей, объем информации значительно возрос.