Стеценко восхищенно смотрел в рот моему сыночку. Гошкину бы демагогию, да на мирные цели, раздраженно подумала я.
— А жить по-человечески ты хочешь? Для того чтобы у тебя была возможность жить по-человечески, надо учиться.
— Ты имеешь в виду, что надо будет деньги зарабатывать?
— Естественно. Если ты не планируешь всю жизнь круглое катать, плоское таскать, то надо учиться, чтобы потом заниматься тем, что тебе нравится. Вот чем ты хочешь в жизни заниматься?
— Играть на гитаре в подземном переходе, — не моргнув глазом, ответил он. У меня началось сердцебиение.
— Ты думаешь, что выше подземного перехода не поднимешься?
— Ну ты же сама говоришь, что надо заниматься тем, что нравится. А мне учиться не нравится.
Моя педагогическая мысль беспомощно буксовала в поисках контраргументов.
— С твоим зачаточным образованием у тебя выбора не будет. Придется заниматься какой-нибудь грязной неквалифицированной работой. А потом, в подземном переходе тоже конкуренция.
— Ну, у меня же связи в прокуратуре, — он хитро прищурился.
— Ты что, думаешь, что прокуратуре больше заняться нечем, кроме как крышевать в подземном переходе?
— Да ладно, чего ты на этом зациклилась?
— Зациклишься тут, — проворчала я. — Я же ничего от тебя не требую, только учись, но ты и этого не делаешь. Что ж ты таким тунеядцем растешь?
— Ну хочешь, я брошу школу, пойду работать… — он на мгновение задумался, соображая, чем бы меня еще утешить, но тут же нашелся, — и женюсь?
— Только твоей жены мне тут не хватает для полного счастья, — простонала я, но не смогла сдержать улыбку, представив эту малолетнюю макаку женатым. Он, конечно, знал, как меня развеселить. — Вас обоих обслуживать… А потом, кто на тебя позарится? Посмотри на себя в зеркало.
— А чего? — он попытался осмотреть себя с головы до ног в отражение в телевизоре.
— А того. Ты сутулишься так, что скоро у тебя вырастет горб. Когда ты стригся в последний раз? Удивляюсь, что тебя еще в школу пускают. Я уж не говорю о культурном уровне. В комнате у тебя такой бардак, что даже с закрытыми глазами входить страшно. И мыться надо чаще.
— Я помоюсь, — пробормотал он, прикрывая пальцем пятно на джинсах. — Испытаю неизведанные ощущения.
Нет, не могу я на него злиться.
— Да выпрямись же ты, чудовище! — я легонько стукнула его по спине с выпирающими лопатками.
Стеценко со снисходительной улыбкой слушал наш занимательный диалог. Сыночек мой, естественно, в некотором роде работал на публику. Если бы мы с ним наедине препирались, он бы так не фонтанировал. Чувствуя безмолвную поддержку, которую мужчины, вероятно на гормональном уровне, помимо своей воли оказывают друг другу, Гошка в конце концов с обескураживающей простотой заявил мне: