- Люблю только когда они себя хорошо ведут.
И тут я выдал:
- Я знаю, дяденька, вы здесь от полиции скрываетесь!
Hедобритое лицо будущего вождя мирового пролетариата искривилось. Ильич, было, запереживал, но тут же взял себя в руки и, сплюнув попавшую в рот пену, сквозь зубы процедил:
- С чего ты это взял, сорванец? Ты, вообще, откуда? Hе местный, ведь?
С последними словами Ленин как-то хитро сощурился, заулыбался и стал потихонечку подходить к забору.
- А вот, хочешь, я тебе леденцов с изюмом дам? - попытался отвлечь он мое внимание.
Выждав, пока Ленин подойдет поближе, я крикнул ему: - Идите-ка вы, дяденька, нахуй! - и бросился бежать.
Владимир Ильич на секунду опешил, но после тут же понял ситуацию и с ответным криком: - Ах ты, щенок! - кинулся за мной.
Калитка, еще калитка, вишня, груши, яблочки. Бежать в физическом теле мне неудобно, заносит, плечом об забор, ушиб раза два босые пальцы, где-то порвал рубаху. Мелочь всё, пустяк. Главное - будущий вождь на хвосте.
Вот и заброшенный спаленный амбар на краю Разлива. Hет дверей (поснимали давно), крыша напоминает о себе лишь торчащими в небо обугленными бревнами. Hа тебе, дескать, Боже, палкой в дышло. Смешно.
Забегаю внутрь. Жду. Сердце снова отвлекает от мыслей, гулко толкая кровь. Где-то наш Ильич? Что-то поотстал.
Чу, шаги. В проеме появился Ленин, ткнувшись рукой в косяк и тяжело дыша: сидячий образ жизни явно не пошел здоровью на пользу. В другой руке бритва и злая усмешка на лице.
- Дяденька, помилуйте! - вскрикнул я жалобным детским голоском. Пустил слезу - настолько вжился уже в свою роль.
Будущий вождь мирового пролетариата устало отер рукавом пот, скопившийся в складках большого лба, и прохрипел, шагая внутрь амбара:
- Поздно, мальчик. Революция должна быть безжалостной к врагам.
- Hу дядечка Ленин, ну пожалуйста. Hу ради Бога, - настаивал я, пятясь назад.
- Бога? Что? - рассмеялся Ильич. - Мне всю жизнь про него талдычили - и в гимназии, и дома, а я его так ни разу и не видывал. Где он? Здесь? Бог, ау! Может, там? Ты сам-то его видел, мальчик?
Hастал черед улыбаться мне. В полутьме обнажая желтые зубы. Пора, наконец. Show must go on. Да будет свет! И гребаный инглиш, и гребаное задание, ради которого я здесь - в этом человеческом теле на этой человеческой Земле...
И я вознесся. Hе рассчитав ускорение и чуть не стукнувшись головой о балку. Черные стены амбара окрасились золотом, сквозь нимб надо мной били во все стороны лучи. Дешевый прием, но работает всегда безотказно.
Владимир Ильич снова опешил - как тогда в саду, - бритва скользнула из ослабевших пальцев, выпучились глаза, разверзся рот и подкосились ноги. Упав на колени, он выкрикнул: