Московский полет (Тополь) - страница 68

А мой «кореш» уже уселся на этой площадке, вытащил из карманов нашу бутыль, два стакана и огурец.

– Первую без закуси! – сказал он.

Я кивнул.

Тридцать лет назад, в Сибири, в тайге выше Полярного круга геологи – разведчики тюменской нефти после целого дня работы на сорокаградусном морозе поставили на стол ящик с десятью бутылками питьевого спирта и сказали мне, двадцатилетнему: «Ну что ж, проверим тебя на спирт!». Затем они налили и мне и себе по полному стакану 96-процентного спирта и подожгли его в этих стаканах. Я оторопел, но они с усмешкой показали, как надо пить горящий спирт – выдохом через нос сбивать пламя, а губами пить…

Но то, что разлил сейчас по стаканам Чумной, не было похоже ни на спирт, ни на водку. Это была какая-то мутная сизая жидкость.

– Что это? – спросил я.

Вместо ответа он нетерпеливо опрокинул в себя весь стакан, я услышал, как жидкость забулькала в его горле. Потом он откинулся. Лег на спину и блаженно закрыл глаза.

Я понюхал свой стакан и посмотрел его на просвет. Это был картофельный самогон.

– Ты жид, что ли? – вдруг спросил меня сбоку Чумной. Я глянул на него и увидел, что он смотрит на меня одним прищуренным глазом.

– Я такой же жид, как ты кацап, – сказал я.

– Ага. Понял. Из Канады?

– Дай выпить сначала. Не порть встречу с родиной. – Я поднял стакан и посмотрел вниз, вокруг себя. Было что-то невероятно обыденное в том, что меня окружало внизу – совершенно неизменившиеся, только еще более облупленные стены съемочных павильонов киностудии имени Горького… четырехэтажное здание моего родного Института кинематографии, а напротив него, через улицу, за кирпичным забором с колючей проволокой – приземисто-тяжелая коробка Института марксизма-ленинизма… и поливальная машина между ними, на улице Эйзенштейна… и первый утренний автобус, остановившийся напротив ВГИКа…

Как будто я никуда не уезжал, как будто не прошло десяти лет и не было в моей жизни никакой Америки.

Я шумно выдохнул родной московский воздух и залпом выпил стакан картофельной сивухи. Здравствуй, Россия!

– Пошла? – спросил Чумной.

Я послушал, как обжигающе-наждачный ком покатился в желудок. И лег на спину рядом с Чумным. Высокие июльские облака плыли над нами, первые блеклые лучи солнца освещали их с востока. Я закрыл глаза, чувствуя, как тихо и сладко поплыла моя голова. «Даже дети мои будут скучать по этой земле, – вспомнил я слова одного эмигранта. – А внуки – уже нет…».

– Ну чего? Еще по одной? – предложил Чумной.

– Вон на той автобусной остановке я влюбился, – вдруг сказал я расслабленно. – Двадцать пять лет назад. С первого взгляда и – навсегда. Ее звали Анной.