– Устала, замерзла? – спросил он участливо, и в голосе его звучала забота. – Ну ничего, скоро будем дома. – Он достал из кармана нож и перерезал связывающую мои руки веревку. Я просто рухнула на него.
– Ничего, – сказал он, – все позади, главное, что все обошлось. – И, заглянув мне в глаза, добавил, почти смеясь:
– А ведь хорошо было. Такое не часто случается. Такое запомнится на всю жизнь.
Я смотрела на него – странного, непонятного для меня.
– Это была шутка, ночью? Ты шутил, ты ведь знал, что мы не утонем?
Он улыбался мне в лицо, а потом притянул и поцеловал.
– Обидно, – сказал он, отпустив мои губы, – что мы не занялись любовью, времени не хватило. А жаль, было бы наверняка незабываемо.
Это своего рода ответ на мой вопрос, решила я.
– Ты все-таки сумасшедший, – сказала я, морщась от боли, пульсирующими волнами накрывающей тело.
– Хочешь сейчас? – спросил он, и я опять не поняла, шутит он или нет. Я отрицательно качнула головой. – Я знаю, ты без сил. Я тоже устал, но скоро мы будем дома.
Мы так и стояли, Стив прижимал меня, не позволяя оторваться.
Я так никогда и не узнала, действительно ли Стив хотел, чтобы мы погибли в ту ночь, специально ли он подстроил, чтобы мы попали в бурю, или это было очередной будоражащей его чувства игрой, игрой со мной, с жизнью. Я никогда больше не спрашивала его. Все же я была благодарна ему, если бы не его умение и ловкость, мы бы навсегда остались в глуши океана. Но что-то изменилось во мне, даже помимо моей воли, и я больше никогда не поднялась на яхту.
Стив особенно не уговаривал меня, он понимал, и в течение следующих нескольких месяцев я оставалась ждать его в доме, пока он уходил в океан. Ночной шторм стал для него еще большей приманкой, он еще сильнее полюбил стихию, ее вызов и опасность, и я пыталась его удержать, но не могла. Через какое-то время мне надоело попусту сидеть в пустом доме в постоянном нервном ожидании, и однажды я осталась в городе готовиться к экзаменам, и Стив уехал один, а потом через пару недель уехал снова. А вскоре это стало нормой.
Мне надоела ванна, слишком долго я лежу, тело размокло и не может больше впитывать ни тепла, ни влаги, а использованная, уставшая вода кажется теперь нейтральной и ненужной. Я встаю, как будто в первый раз обретаю свое тело, сбрасывая с него воду, составляя заново недвижимые части.
Мягкое полотенце напоминает, что не все состоит из воды, да и сам воздух больше не аморфный, в нем тревожащая, радостная свежесть. Мне пора гулять, я слышу, как заждавшийся лес зовет меня, и мне требуется всего двадцать минут, чтобы дать своему распаренному телу остыть и вжиться в воздух, привыкнуть к нему. Я одеваюсь и, захватив с собой книгу, выхожу наружу.