За завтраком Ляля, торопясь, рассказывала о посещении отца - к февралю, может быть, выпишут. Что-то о театре, кознях Смурного, о том, что у Сергея Леонидовича конфликт со Смоляновым, не хочет ставить его новую пьесу. Боб с ним заодно, но директор настаивает, Бобу грозит увольнение, а Смурный уже подбрасывает Смолянову хвост. Ирина Игнатьевна жадно спрашивала, Ребров молчал. В присутствии тещи не любил разговаривать с Лялей о театральных делах. Вдруг вырвалось:
- И правильно, что не хочет ставить! Наконец-то опомнился.
- Почему правильно?
- Да потому, что ерунда. Никому это не нужно...
- Гриша, ты не прав и, прости меня, немного завидуешь. У Смолянова есть неплохие вещи, публика его принимает.
- Публика принимает! Критерий! Да выпусти на сцену двух дураков, пусть лупят друг друга по мордасам... Главное, я завидую! Чему завидовать! Его деньгам, что ли? Тогда уж завидовать модельному сапожнику Аркашке, нашему соседу.
- А знаете, Гриша, - вступила в разговор тетя Тома, - я с вами не согласна. Спектакль, где Лялечка играла, мне понравился. Я очень много смеялась.
- Не отвлекайте ее пустыми разговорами. Она ничего не успеет поесть, сказала теща строго.
Ребров засмеялся.
- Нет, вы меня изумляете! Да неужто вы всю эту музыку принимаете всерьез? Так называемый успех, шум-гром?
Почему-то он распалялся, городил лишнее. Теща тут же спросила:
- А вы считаете - успеха нет?
- Гриша, а вот Смолянов добрее тебя. Ты о нем с такой злостью, а он хочет помочь.
- Во-первых, безо всякой злости. Во-вторых, кому помочь?
- Я с ним вчера говорила. Насчет тебя.
- Что - насчет меня? - Он смотрел на нее в ошеломлении. Лицо ее стало краснеть. Ляля краснела редко, и если уж это случалось, то были, значит, причины. - Ну, о чем ты могла с ним говорить?
- Вообще я сделала глупость. Человек он ненадежный, не нужно было...
- О чем, о чем?
- Ну, о том, чтобы как-то помочь. В творчестве...
Он пробормотал: "Вот еще вздор... Как он может мне помочь?" - махнул рукой и вышел. Возмутила бестактность - говорить об этом при теще! Кроме того, хотелось немедленно, сию же минуту, спросить о Смолянове все рассеять или укрепить подозрение, которое уже саднило занозой, но при старухах спрашивать было нельзя. Поэтому он поднялся в мансарду и ждал в нетерпении. Наконец Ляля взбежала по лестнице - театральная "Победа" стояла у ворот, - стала, торопясь, собираться, бросать вещи в чемоданчик. Он спросил: как возник разговор? Ляля что-то ответила. Тогда схватил ее за плечи, стиснул, глядя твердо, с отчаянием:
- У тебя с ним роман!