Болела долго,началось кровотечение,вызывали Канель и ещё какого-то большого седого пахнувшего хорошими духами. Он осмотрел её и как-то странно долго посмотрел ей в глаза. "Да,да-хотелось ответить ей на этот взгляд,- я знаю,что я калека" Двадцать четыре года и шесть абортов. Чудо как смогла родить Светлану.
Иосиф никогда не жалел её.
В Царицыне делал армейский хирург в вагоне,боль невыносимая,звериная боль,а хирург все приговаривал:"Будем теперь немятые,невалятые". Так вот тогда он пришёл дней через пять,она пишала в подушку как котёнок и как нашкодившему котёнку,он железной рукой сдавливал ей сзади шею. Больше она никогла не просила его о пощаде,и ему,кажется,доставляли радость эти молчаливые поединки с гордячкой.
Из всех кровей,намешанных в ней,сильнее других оказались польская и цыганская - потому что гордыня непомерная,. Отец как-то сказал:"Мы с тобой одинаковые. Про таких в Польше говорят:"Им хоть гирше,да инше".
"Гирше" некуда. Здесь,в Карлсбаде сухопарый гинеколог дежурно спросил про аборты,и она,не лгущая никогда,ответила - десять. Он даже вздрогнул и поднял от карточки глаза: "Sie leben mit Tieren" -"Вы живёте с животным".
Знал бы о ком говорит,но она здесь с немецким пасспортом - фрау Айхгольц,проживающая в Берлине. Кстати, Айхгольц - девичья фамилия её любимой бабушки Магдалины,погибшей так странно и нелепо под колёсами автомобиля на Верийском спуске.
- Итак - десять.....Это означает,что Вы более не можете рожать,а следующий аборт может стать для Вас смертельным.
Он объяснил ей смысл подробности процедур,назначил грязи,тампоны,на следующий день вручил удивительно красиво исполненную таблицу с обведенными красными и зелеными кружками днями и,немного запнувшись,сообщил,что есть признаки раннего климакса.
"Очень раннего.Первый случай в моей практике.Я Вам назначаю консультацию ортопеда,ввиду интенсивного вымывания кальция."
Всё это ерунда - ортопеды,тампоны,ванны. Нужно немножко счастья - вот и всё. Счастье когда-то было, Сначала терпкое тайное,со свиданиями на Забалканском,с холодом стены,который чувствовала затылком,когда,будто случайно, встречались в темном коридорчике у ванной,и он ,запрокинув ей голову,до боли прижимался зубами к её зубам.
Счастье было в том промозглом снежном ноябре семнадцатого и потом много ,много раз. Оно ушло,и это было неизбежно,был знак - лицо отца в тот день,когда узнал. Кажется,он побежал к Гогуа,когда вернулся она была дома. Мать кричала :"Ты дура,дура,я всегда знала,что ты дура! Ты ещё много,много раз пожалеешь о том,что наделала!" Отец молчал и только смотрел неотрывно.